Матерь Лада. Божественное родословие славян. Языческий пантеон - Дмитрий Дудко

Не будем обвинять их в антипатриотизме, ведь это были крупнейшие знатоки славянских языков, литератур, фольклора, неутомимые труженики на ниве науки. Только вот в итоге их трудов славянское язычество стало напоминать религию каких-нибудь австралийских туземцев: одни духи-«боженята», да культ предков, да колдовские обряды. Да еще убогий, наскоро и поздно собранный пантеон богов, забытых чуть ли не на другой день после крещения.

Однако славяне накануне своего «просвещения» огнем, мечом и крестом находились на стадии не дикости, а варварства или ранней цивилизации, не уступая скандинавам эпохи викингов и далеко превосходя ведических ариев. Если же не сохранились (в «чистом» виде) славянские веды, эдды и теогонии, то это не вина славянских волхвов, а «заслуга» их гонителей.

Тем не менее в конце XIX — начале XX вв. появлялись серьезные книги и статьи о славянских богах, свободные от гиперкритицизма: «Божества древних славян».. С. Фаминцына (1884), «Старорусские солнечные боги и богини» М. Соколова (1887), ряд работ видного языковеда А. А. Потебни. Особенно интересна статья Н. Квашнина-Самарина «Очерк славянской мифологии» (1872), впервые попытавшегося реконструировать славянский пантеон как семью богов. (Подобные «опыты» времен «поэтической мифологии» были далеки от научных.) К ней близка ценная статья А. С. Фаминцына «Богиня весны и смерти в песнях и обрядах славян» (1895), в которой был восстановлен славянский миф, аналогичный мифу об Аиде и Персефоне. Заметим, что эта группа ученых хорошо умела увязывать данные письменных и этнографических источников, чего не скажешь об их коллегах-гиперкритиках.

А тем временем прокладывался, поначалу медленно и неумело, еще один путь в мир славянских богов — через археологию. Попадались на нем и подделки, вроде описанных выше, и мнимые идолы, оказывавшиеся средневековыми подсвечниками либо игрушками. Но уже в XVII в. был описан подлинный рельеф с изображением Святовита, сохранившийся в Альтенкирхене на Рюгене (славянском Руяне). А в 1848 г. произошло настоящее языческое чудо. Из вод обмелевшей в жару реки Збруч в Галиции показалась четырехликая, увенчанная княжеской шапкой каменная голова. Идол стоял, будто свая. Вероятно, язычники сумели вкопать его основание в дно реки или обложить внизу камнями. Изваяние находилось ближе к австрийскому берегу пограничного тогда Збруча и потому оказалось в одном из музеев Кракова. (От рук нацистов его впоследствии спасла лишь выставленная работниками музея табличка «Статуя германского викинга».) О подлинности и значении Збручского идола много спорили. Ныне общепризнано, что это — статуя Рода-Святовита X в. В 1908–1914 гг. киевский археолог К. В. Болсуновский издал две работы, посвященные жертвеннику Рода (раскопанному в Киеве В. В. Хвойкой) и священному Перунову дубу, поднятому со дна Десны.

Итоги исследований XIX — начала XX вв. подвел крупнейший чешский славист Любор Нидерле в отдельном томе своих «Славянских древностей» (1916), посвященном религии славян. К тому времени три пути на славянский Олимп, проложенные историками, этнографами и археологами, часто пересекались, но не сливались в один.

А мир тем временем менялся. В революционных бурях все славянские страны стали социалистическими. На отечественное язычество начали смотреть, разумеется, по-марксистски. Первобытнообщинному строю соответствует язычество, феодальному — христианство. Сменилась формация — и прежние боги уходят на свалку истории. (Хотя что такое, например, индуизм, как не живое язычество XXI века?) Этот взгляд почему-то весьма напоминал ортодоксально-церковный: язычество — тьма, дикость и отсталость, христианство — свет, культура и духовность; первое, по воле Божьей, неминуемо сменится вторым.

Маститый польский историк Г. Ловмяньский в 1978 г. доказывал, что даже первобытные славяне были чуть ли не монотеистами, почитая лишь верховного бога неба да земных «боженят», а прочих богов заимствовали позже от скифов и… христиан. Видно, поляков даже Маркс не смог излечить от католического усердия в изничтожении языческих богов!

За период до конца XX в. круг письменных источников по славянским богам оставался прежним, зато круг источников этнографических, и особенно археологических, стремительно рос. В Сербии, например, были открыты обряды в честь Ярилы, на Украине — народные песни о Даждьбоге. Археологи раскапывали все новые славянские храмы и святилища, находили идолов. В 1921 г. К. Шуххардт раскопал Аркону — священный город Святовита на Руяне, В. В. Седов в 50-х гг. — святилище Перуна в Перыни под Новгородом, П. П. Толочко в 1975 г. — «пантеон Владимира» (святилище пяти богов во главе с Перуном, сооруженное в 980 г. будущим крестителем Руси).

Синтез всех трех источников стал неизбежным и необходимым. И его осуществили два великих русских и советских археолога — Владимир Андреевич Городцов и Борис Александрович Рыбаков. В 1921 г. В. А. Городцов посетил выставку русских народных вышивок. И вдруг узнал на деревенских полотенцах священные сцены, хорошо знакомые ему по скифо-сарматским древностям. В его статье «Дако-сарматские религиозные элементы в русском народном творчестве» (1926) предстал целый мир образов: Великая Богиня, хозяйка зверей и растений, воздевающая руки к своему небесному супругу; ее спутники — воинственные «прибоги»-всадники; почитающие ее цари и жрецы. С тех пор исследователи восточнославянской вышивки находят в ней все новые следы язычества. Храмы и капища, сожженные «просветителями», воскресают под лопатой археолога и вдумчивым взглядом этнографа-искусствоведа.

Б. А. Рыбаков, академик и Герой Социалистического Труда, никогда не угодничал перед властями, почти не ссылался на классиков марксизма и партийные постановления. Но вполне по-марксистски выявлял органическую связь верований славян с их хозяйством и общественной жизнью. И это не мешало ему быть объективным исследователем и великим патриотом России. Он одинаково глубоко знал археологические памятники и летописи, былины и вышивки. И благодаря этому совершал, начиная с 60-х годов, все новые открытия. Расшифровал ритуальные календари на славянских сосудах III–IV вв.; раскрыл связь древнерусских женских украшений (браслетов и колтов) с языческими обрядами-русалиями; доказал тождество славянского Симаргла и иранского крылатого пса Симурга-Сэнмурва; обнаружил следы славянского мифа в скифском рассказе Геродота. В его книгах «Язычество древних славян» (1981) и «Язычество Древней Руси» (1987) разворачивается панорама верований славян и их предков от палеолита до эпохи Киевской Руси. И при этом Борис Александрович умел самые сложные научные вопросы излагать так, чтобы они были понятны всем.

Одновременно с Б. А. Рыбаковым развернули свои исследования лингвисты Вячеслав Всеволодович Иванов и Владимир Николаевич Топоров. Их совместные монографии, вышедшие в 1965 и 1974 гг., гораздо суше и академичнее книг Рыбакова. Но именно им принадлежат статьи по славянской мифологии в классических «Мифах народов мира». Исследователи и их ученики умело сочетают письменные, этнографические и фольклорные источники, выявляют индоевропейские истоки славянских мифов. Особое значение Иванов и Топоров придают мифу о борьбе Громовника и Змея. Их пристрастие к этому «основному мифу», однако, напоминает крайности «мифологической школы».