Сэндмен Слим - Ричард Кадри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вымотан от долгой ходьбы на непослушных ногах и весь употел в пиджаке от «Брэда Питта». Надо было забрать у этого дурачка машину. Я мог бы оставить ее на бульваре – в целости и сохранности. Хотя скорее всего я бы бросил ключи одному из прислонившихся к зданию ребят – просто чтобы посмотреть, осталась ли еще хоть капля жизни в его мертвых глазах.
Углубляясь в дебри Голливуда, я дохожу до Айвар-авеню и вижу забавную вывеску в окружении горящих факелов на подставках. «Бамбуковый дом кукол», – написано на ней. Помню это название. Олдскульный фильм про кун-фу и женщин, терпящих муки в концлагере. Я смотрел его в Нижнем Мире. Да, да, у дьявола есть свое кабельное телевидение. Неужели вы не знали?
Внутри «Бамбукового дома Кккол» прохладно и сумрачно. Я могу снять очки «Брэда Питта» без риска ослепнуть. По окрашенным в черный цвет стенам развешаны плакаты со старыми добрыми Игги и «Circle Jerks»[8], но за стойкой бара расставлены пальмовые ветви, пластиковые полинезийские девки и кокосовые чашки для арахиса. Кроме меня и бармена, здесь больше никого нет. Я присаживаюсь на крайний барный стул – подальше от двери.
Бармен нарезает лайм. Затем отвлекается на секунду, чтобы кивнуть мне, свободно и привычно удерживая нож в правой руке. Часть моего мозга занята тем, что оценивает его внешний вид. У него коротко остриженные черные волосы и седеющая борода-эспаньолка. Под гавайской рубахой довольно крепкое тело. Видимо, бывший футболист. Или боксер. Он видит, что я пристально его рассматриваю.
– Отличный пиджак, – говорит бармен.
– Спасибо.
– Правда, судя по остальной одежке, ты только что вылез из жопы дьявола.
Внезапно мне приходит в голову мысль, что это какая-то адская ловушка. Я начинаю раздумывать, успею ли вовремя достать шокер «Брэда Питта» или нож. Видимо, все это отражается на моем лице, поскольку здоровяк немедленно лыбится, как олень, застигнутый светом фар, и я понимаю, что он так шутит.
– Расслабься, приятель, – говорит он. – Всего лишь неудачно пошутил. Кажется, у тебя был говеный день? Что обычно пьешь?
Вопрос застает меня врасплох. Еще вчера я жадно охотился на воду, которая иногда капает с потолков известковых пещер под Пандемониумом. Но в основном приходилось пить крафтовое адское пойло под названием «Aqua Regia» (она же «Царская водка») – жидкость, похожую на высокооктановое красное вино с примесью ангельской крови и различных трав. По сравнению с ним эффект от кокаина покажется не сильнее, чем от детских конфет-шипучек. На вкус царская водка – как раствор кайенского перца в бензине, но, будучи внизу, я ее вполне выдерживал.
– «Джек Дэниэлс».
– За счет заведения, – отвечает бармен и наливает мне двойную порцию.
Играет необычная музыка. Что-то тропическое, с фальшивым щебетанием птиц. На барной стойке лежит коробочка от CD – с гавайским закатом на обложке и именем Мартин Дэнни[9]. Я выплевываю жвачку на салфетку и отпиваю виски. Очень странный вкус. Я уже подзабыл, на что похожи человеческие напитки. Зато он смывает последние остатки мусорного привкуса.
– Что это, черт побери, за место?
– «Бамбуковый дом кукол». Лучший и единственный в Лос-Анджелесе тики-панк-клуб.
– О как! Всегда считал, что Лос-Анджелесу именно такого не хватает. – Поскольку я в баре, начинает хотеться чего-то еще. – Забыл сигареты. Угостишь?
– Извини, приятель. В барах Калифорнии курить запрещено.
– Это с каких пор? Чушь какая-то.
– Полностью согласен.
– Что ж, по крайней мере, на Рождество я оказался дома.
– Почти. Ты опоздал всего на день. Неужели Санта ничего тебе не подарил?
– Разве что это путешествие. – Я глотнул еще. Итак, Рождество уже наступило. Но улицы до сих пор пусты, а это значит, никто не увидит, как я пробираюсь домой. Мне везет. – У тебя есть сегодняшняя газета?
Бармен достает из-под стойки и кладет передо мной свернутый экземпляр «L.A. Times». Я беру его в руки, стараясь не демонстрировать нетерпения. Я не смотрю на заголовки и не обращаю внимания ни на что, кроме даты вверху страницы.
Одиннадцать лет. Меня не было одиннадцать лет. В Нижний Мир я попал девятнадцатилетним, а значит, теперь – почти старик.
– У тебя есть кофе?
Он кивает.
– Значит, ты пропустил Рождество. Потерял выходные. У меня тоже такое бывало.
Горячий кофе прекрасен. Он с легкой горчинкой, будто немного переварен. Я выливаю в него остатки «Джека Дэниэлса» и пью. Первый идеальный вечер за одиннадцать лет.
– Ты местный?
– Родился здесь, но пришлось уехать.
– По делам бизнеса или для удовольствия?
– Находился в заключении.
Он снова улыбается. В этот раз обычной человеческой улыбкой.
– В моей противоречивой юности был период, когда я шесть месяцев подряд угонял тачки. За что тебя посадили?
– Честно говоря, сам не понял. Наверное, оказался в неправильном месте в неправильное время.
– Это вернет тебе улыбку, – говорит он и наливает мне еще виски, не забыв долить чашку свежим кофе.
Этот бармен, наверное, самый приятный человек, которого я встречал в жизни.
– И зачем ты вернулся?
– Чтобы убить несколько человек, – отвечаю я и снова выливаю виски в кофе. – Вернее, очень много людей.
Бармен берет тряпку и начинает натирать стаканы.
– Наверное, кто-то должен заниматься и этим.
– Спасибо за понимание.
– Полагаю, в любое время в обществе найдется от трех до пяти процентов нераскаявшихся крысенышей или тупых уё…ков, которые заслуживают самой страшной кары.
Бармен продолжает натирать стакан. По мне, он и так уже идеально чистый.
– Кроме того, у меня такое чувство, будто у тебя на то есть личные причины.
– Совершенно верно, Карлос.
Он перестает тереть.
– Откуда ты знаешь, что меня зовут Карлос?
– Ты сам это только что сказал.
– Я не говорил.
Я смотрю через его плечо на стену за барной стойкой.
– На кассовом аппарате стоит сувенир. А на нем надпись: «Карлосу. Величайшему в мире боссу».
– Ты смог прочитать на таком расстоянии?
– Видимо… – Почему его имя всплыло у меня в голове? Очень странно. Наверное, пора уходить. – Сколько я должен?