Грех и чувствительность - Сюзанна Энок

Закери, младший из трех братьев, скорчил гримасу.

— В таком случае он должен был поступить, как положено джентльмену и прекратить попытки встречаться с тобой.

Элинор сложила руки и переключила внимание на высокого черноволосого мужчину, наливавшего себе виски возле столика с напитками.

— А вы что думаете по этому поводу, лорд Деверилл?

— Откровенно говоря, — ответил Валентин Корбетт, маркиз Деверилл, — ваши братья абсолютно правы.

— Видишь? Ты можешь не слушать нас, но…

— Заткнись, Закери, — огрызнулась она, пристально глядя на худощавое лицо и полузакрытые зеленые глаза мужчины, поведение которого, хоть он и не был героем ее романа, она всегда считала образцом для подражания. Но подражать которому никогда не осмелилась бы.

— Объяснитесь, Деверилл.

— Мне не хотелось бы подтверждать в чем-либо правоту братьев Гриффин, но ведь каждому мужчине известно, что не следует показывать на публике свое расположение к женщине, за которой он ухаживает. Это приводит к самым разнообразным осложнениям.

— Я говорю не о ваших тайных связях с замужними дамами и оперными певицами, — сказала она в ответ. — Я говорю о настоящем джентльмене с подлинным расположением к леди, который хочет продемонстрировать свой искренний интерес, сделав ей маленький подарок.

Губы маркиза чуть тронула улыбка.

— В таком случае расскажите, пожалуйста, подробнее. Что такое «искренний интерес»? Я ничего не знаю о подобном вздоре.

— Вот видите? — воскликнула она, вскинув руки в сторону братьев. — Даже Деверилл не знает, о чем вы говорите!

— С другой стороны, — прервал ее лорд Деверилл, — что касается «искреннего интереса», то Присли следовало бы дополнить браслет жемчужным колье и серьгами. В таком случае мы бы, по крайней мере, убедились, что он не стащил эту побрякушку из шкатулки с драгоценностями своей матушки. Хотя именно это он, наверное, и сделал, если учесть, что собственных денег у него нет и он, скорее всего, охотится за вашими.

Шей и Закери расхохотались, а Элинор заглянула в зеленые глаза с обманчиво ленивым взглядом. Некоторые мамаши, имеющие впечатлительных дочерей, утверждали, что дьявол, чтобы совратить молодых леди, предстает перед ними в виде точной копии Валентина, лорда Деверилла. Слава Богу, она знала, каким обаятельным он может быть. Конечно, ей ничего не стоило противостоять его обаянию, если он никогда даже искоса не глядел в ее сторону.

— Видимо, вам непозволительно быть на моей стороне в этом споре, — заключила она. — Вы ведь в гостях у этих джентльменов.

— Разумеется, приличия требуют высказываться осмотрительней. Но в любом случае вам должно быть стыдно, что вы позволили Присли подойти и заговорить с вами на публике. Только не говорите, что вы просто стояли там, а он стал приставать к вам с разговором.

— Не в этом дело, Деверилл, — прервал его Закери. — Ей в любом случае не следовало брать этот браслет.

— Храброе заявление от брата, которому следовало бы подоходчивее предупредить Присли, чтобы он держался подальше от сестры, — сказал маркиз. — Кстати, это следовало сделать задолго до того, как наглецу пришло в голову соблазнить ее хорошенькой побрякушкой. Я не хочу быть ни на чьей стороне, но мне кажется, что вы, все трое, совершили ошибку.

Шей даже покраснел.

— Но нельзя же ожидать, что мы…

— Ты продолжаешь ошибаться, — прервал его Деверилл и наклонился над бильярдным столом, что бы ударить по шару. — Например, если вы заботитесь о сохранности девственной чистоты леди Элинор, то, какого дьявола позволяете мне бывать в вашем доме?

— Именно этот вопрос я сейчас задаю себе, — послышался от дверей холодный голос Себастьяна.

— Я думаю, что вам всем следует уйти, — пробормотала Элинор, складывая руки на груди.

В самом начале она думала, что лорд Деверилл хотя бы частично на ее стороне, но когда он заявил, что ее братья несут ответственность за ее действия, это ей совсем не понравилось. Откровенно говоря, это показалось ей даже более оскорбительным, чем первоначальные доводы ее братьев. В конце концов, она могла бы без труда и сама прогнать лорда Присли, если бы захотела.

Деверилл, вероятнее всего, не принимал чью-либо сторону, и ему было абсолютно все равно, к каким последствиям все это приведет. Он участвовал в споре, потому что это доставляло ему удовольствие. И он, конечно, умел это делать великолепно, как и все, за что брался.

— Я был приглашен, — сказал в ответ, как всегда невозмутимый маркиз.

— Именно так, — признался Себастьян. — Не прогуляешься ли со мною в конюшню?

Деверилл перебросил свой кий Шарлеманю.

— Значит, ты все еще хочешь выслушать мое мнение относительно своей новой лошади? — спросил он, направляясь к двери.

Герцог кивнул, отступив в сторону, чтобы пропустить Валентина.

— Откровенно говоря, я надеялся сбыть его тебе. Вчера она попыталась укусить Пип.

Элинор на мгновение застыла на месте с открытым ртом.

— Глупости! — выпалила, наконец, она. — Это моя лошадь, и Пип уже призналась, что сама дразнила ее яблоком.

Валентин остановился в дверях, переводя взгляд с одного на другого.

— Я не хочу отбирать у леди ее лошадь, — заявил он с лукавой улыбкой. — Только разве при условии, что смогу предложить ей подходящую замену.

— Валентин! — торопливо прервал его герцог Мельбурн.

— Я, черт возьми, категорически против, чтобы меня втягивали в семейную междоусобицу. Я отказался от ленча с… с одной милой молодой леди, чтобы явиться к тебе по твоей просьбе.

— Может быть, с Лидией Фрэнк? — высказал предположение Шей.

— Или с Лорин Манчестер? — добавил Закери. Маркиз хохотнул.

— Я не рассказываю о тех, с кем встречаюсь. Это нескромно.

Ну, это уже слишком!

— Извините, но мне казалось, будто мы говорили о моей лошади, — прервала их Элинор. — И если вы не верите мне, то можете спросить Пип. Она обещала впредь быть осторожнее.

Себастьян посмотрел на нее таким взглядом, от которого и у взрослых мужчин душа уходила в пятки. И хотя она выросла под его началом, ей захотелось либо ударить его, либо убежать. Видит Бог, она не просила, чтобы ее старшим братом был герцог. За последнее время это обстоятельство очень мучило ее.

— Элинор, — сказал он спокойным терпеливым тоном, который противоречил огоньку, вспыхнувшему в его глазах, — моей дочери всего шесть лет. И я предпочитаю верить себе, а не ей.

— Ты вообще никому, кроме себя, не веришь, Себастьян. И не смей забирать мою лошадь!

— Эта не я, а Деверилл ее забирает.

— Я ее еще даже не видел, — сказал маркиз, — хотя меня удивляет, почему ты думаешь, что я захочу отобрать у леди ее любимое животное.