Призраки не умеют лгать - Анна Сокол

Мобильный завибрировал в кармане, когда уже был виден длинный деревянный барак, весьма качественно переделанный в офис и склад материалов.

— Привет, мам?

— Что у тебя с квартирой? Ремонт закончили? — спросила она, и, не давая ответить, быстро заговорила: — У Маньки Мироновой, соседки, беда. Один из прежних владельцев оспорил сделку по суду и тю-тю квартира. И прежнюю не вернуть, и новой нет. Деньги, конечно, вернули, но теперь на них такое жилье не купить, вот и я думаю….

Я слушала, пропуская поток информации мимо ушей. Мама свято уверенна, что мне есть дело до всех её знакомых, друзей, знакомых друзей, их родственников, парикмахеров, врачей.

Ты не занята? Я тебя отвлекаю?

— Не-е-ет, — протянула я, задумчиво рассматривая сетчатый забор, огораживающий стоянку, — Все хорошо. Мам. Правда.

— Денег хватило? Если нет, скажи. Мы вышлем или привезём. С переводами сейчас надо поосторожнее, я слышала о мошенниках….

Я снова отключилась от разговора, оставив его протекать по краю сознания. Папа всегда говорил, нашей маме надо дать выговориться, это не остановить, только пережить, как стихийное бедствие.

— Да, да. Обязательно позвоню, — чётко уловила я момент прощания, — Не волнуйся. Привет папе.

Захлопнув телефон, я потёрла виски. Родителей я люблю, но не понимаю. Как и большинство сверстников. Вечные проблемы отцов и детей. Их приверженность к раз и навсегда установленным порядкам, по которым нельзя даже переставить полку для обуви к противоположной стене, а хлеб надлежит покупать только до обеда и только в одной булочной, апельсиновый сок выжимать вручную, вызывали глухое раздражение. Одно время мама любила пошутить на тему папиной привлекательности и непостоянства. Грехи молодости, усмехалась она. Говорят, он остепенился лишь после моего рождения. В отличие от мамы и бабушки не вижу ничего смешного в супружеской измене.

Не знаю, какое из множества мелких, но ежедневных недопониманий было причиной моего решения жить отдельно. И не просто отдельно, а в другом городе. Конечно, немаловажную роль сыграло наличие комнаты в коммунальной квартире именно в Вороховке, а также поддержка Влада.

Поначалу я чувствовала себя предательницей, в волнении названивая домой по нескольку раз в день. Перепугала родителей так, что они примчались, бросив все дела, намереваясь забрать своё единственное, излишне впечатлительное чадо обратно. Так что все успокоились и смирились с моим выбором они отнюдь не сразу.

Порыв ветра ударил в грудь, заставив пошатнуться. Лишь ощутив озноб, рябью пробежавший по коже, и потеплевший кад-арт, я поняла, что это не просто воздух.

Блуждающий оказался настойчив, вторая атака заставила меня насторожиться впервые за двадцать три года жизни бок о бок с призраками. Воздушная волна чуть не опрокинула на землю, камень разума обжёг кожу, от холода удара на мгновенье онемело тело. Навскидку восемь онн, предел камня десятка, чуть выше — и мозг сгорит в чужой боли. Я выдохнула, выпустив наружу ледяное облачко, и сделала то, что никогда не рекомендуют делать псионники, проводившие с нами тренинги чуть ли не с первого класса. Я побежала. Побежала, зная, что это бесполезно; зная, что призрак без тела быстрее любого живого; зная, что в случае движения жертвы удар будет вдвое сильнее, энергия тела сработает против меня. Но ноги сами несли по направлению к белой стене, пару мгновений назад казавшейся такой близкой, а теперь — недосягаемой. Там люди. Живые. Они помогут, вызовут специалистов, блуждающего усмирят.

Ледяной шквал накатил с затылка, растёкся по позвоночнику, лишая возможности двигаться, мышцы свело судорогой. Я словно налетела на невидимую стену. Мир замер, а потом завертелся. Рыжие брызги разлетелись в стороны, ладони загребли мягкую, тёплую грязь. Кад-арт горел, пытаясь отразить атаки. Голова наполнилась туманом, неясными образами и болью.

— Нет. Это не моё, — закричала я в тщетной попытке отстраниться от удара блуждающего, — Это не я.

Виски сдавило стальным обручем, белая стена, олицетворяющая безопасность, поплыла. Я отчаянно моргала, стараясь смахнуть слезы. Вспышка чужой агонии пронзила тело насквозь. Спазм заставил выгнуться дугой от боли. Предо мной словно опустили тёмную завесу. Последнее воспоминание — мягкая раздражающая вибрация в боку, и мелодия, обычно заставлявшая мгновенно откидывать крышку телефона.

— Зачем ты её сюда притащил? Она же стёртая, — сердитый голос то отдалялся, то приближался.

— Предлагаешь оставить там? — хрипло спросили у него.

Лица коснулось что-то прохладное и влажное.

— Мне без разницы. Такие атаки отслеживаются в обязательном порядке, и куда, думаешь, первым делом заявятся псионники? Тебе оно надо?

— Мне надо, — прошептала я, и открыла глаза.

Надо мной склонились двое смутно знакомых мужчин. Этих парней я нанимала для ремонта квартиры, на ловца, как говорится, и зверь, вот только деньги сейчас волновали меня меньше всего.

— По-по-помоги-ии-ии-те вста-а-ать, — попросила я.

Голос дрожал, как и все тело. Не знаю, от страха или последствия атаки, но трясло меня так, что зубы лязгали друг от друга.

Один из мужчин тут же обхватил за плечи и приподнял, аккуратно усаживая на бежевом диване. Грудь отозвалась ноющей болью.

— Как себя чувствуешь? — заботливо спросил хриплый.

Антонис, вспомнила я имя.

— Помнишь кто ты? Где живёшь?

— Да, — кивнула я, чуть не прикусив язык — И пппомню, ччтттто выдаааала вам аваннннс, — Получилось не очень внятно, но они поняли.

— Повезло, — протянул сердитый парень, имя которого упорно не желало вспоминаться, — Не успел блуждающий.

— Служжжбу контроооля вызвали? — я спустила ноги и встала. Вроде ничего, грудная клетка ноет, дрожь ещё не стихла, но в целом я была жива и относительно невредима. Одежду покрывали живописные разводы подсыхающей грязи, куртку парни с меня сняли, так что выглядело все не так страшно, как было на самом деле.

— Уверена, что хочешь этого? — переглянувшись с напарником, осторожно спросил Антонис.

— Э-э-э… Лена, если не ошибаюсь, — сердитый парень приблизился и посмотрел на меня с интересом и недоумением, — Ты знаешь, кого блуждающий способен атаковать с силой сверх десяти онн?

Знаю, как и любой другой в империи камней. Своего убийцу.

— Я никого не убивала, — заикание уступило место по-детски обидному изумлению.

— Мы верим, — быстро добавил Антонис, пожалуй, чересчур быстро, — Но привидения никогда не врут. Кому из вас поверят псионники?

В его словах был смысл, пусть неприятный, но был. Над этим стоило подумать.

Я точно знаю, что никого не убила ненароком. Неужели теперь придётся это доказывать? Сложно ли доказать факт, который никогда не подвергался сомнению? Я не убийца. Как оказалось, это не теорема, в лучшем случае аксиома.