Грипп. В поисках смертельного вируса - Джина Колата

Но одни лишь сухие цифры не в состоянии передать всего того ужаса и горя, в которые мир был повергнут в 1918 году, страха, ставшего частью повседневной жизни практически всех народов, каждого города и поселка, от огромных мегаполисов до захолустных хуторов.

И для многих, включая меня, все это стало абсолютным откровением. Например, известный историк Кросби – дружелюбный и по-медвежьи огромный, с белыми как снег волосами и короткой кустистой бородкой – однажды слонялся по библиотеке Университета штата Вашингтон, разглядывая полки с различного рода ежегодными альманахами. Подчиняясь безотчетному порыву, он взял ежегодник за 1917 год и посмотрел, какой была тогда средняя продолжительность жизни в США. Он запомнил, что она равнялась примерно 51 году. Потом сравнил эту цифру с показателями 1919 года. Статистика оказалась примерно такой же. И только потом ему пришло в голову проверить 1918 год. Продолжительность жизни составила всего 39 лет, рассказывает он. «Что за чертовщина? – подумал я. – Средняя продолжительность жизни упала до уровня пятидесятилетней давности». А потом до него дошло, чем это могло объясняться – эпидемией гриппа, которую пережил его собственный отец, никогда не делившийся с сыном подробностями. «Когда пытаешься общаться с людьми, которые через это прошли, они почему-то считают, что беда постигла исключительно их квартал или район», – отмечает Кросби. По странным причинам лишь немногие осознавали огромный масштаб и умопомрачительный охват, которые приняла эпидемия. Тогда Кросби подал заявку на стипендию Национального института здравоохранения, чтобы изучать пандемию 1918 года, и скоро стал лучшим в мире специалистом по этому полузабытому историческому явлению.

Тем не менее никто в точности не знает, где зародился грипп 1918 года и как именно этот штамм превратился в массового убийцу. Известно только, что он проявился сначала как самый обычный грипп, но потом претерпел трансформацию. Люди начали заражаться им еще весной 1918 года, мучились от озноба и высокой температуры около трех дней, но почти никто не умирал. Затем он исчез, чтобы осенью обрушиться вновь с мощью цунами.

Оглядываясь назад, медицинские эксперты теперь считают, что грипп 1918 года имел две стадии. Первая оказалась настолько заурядной, что о ней быстро забыли. Тогда еще никто не строил догадок о губительной эпидемии или о бактериологической войне. Но когда пришла вторая волна – это было нечто чудовищное, мало напоминавшее ту болезнь, которая была давно известна как инфлюэнца.

История начала первой стадии теряется во мраке времени. Это оказалось предупреждением, важность которого стала понятна лишь много позже. Болезнь воспринималась как пустяк в сравнении с горестями и разрушениями, принесенными полыхавшей в Европе войной. Но одному из первых городов, куда наведался грипп, даже эта стадия нанесла серьезный ущерб, потому что, не будучи пока смертоносным, недуг оказался очень заразным.

В феврале туристический сезон в Сан-Себастьяне в самом разгаре. Этот солнечный курорт на севере Испании казался бесконечно далеким от упорных и кровавых боев, которые сотрясали соседнюю Францию, до границы с которой – рукой подать. Зимний Сан-Себастьян был лучшим местом, чтобы забыть о сырых и холодных окопах, о рукопашных схватках с врагом по пояс в грязи. Здесь не велись постоянные разговоры об иприте, ядовитые зеленые облака которого немцы стали использовать как свое новое оружие. Каждый мог найти отдохновение в нейтральной стране, где дни стояли теплые, а ночи – мягкие и пронизанные ароматами цветов. Словом, ничто не напоминало здесь о той Европе, что была уже бесконечно истерзана «войной за то, чтобы навсегда покончить с войнами».

А потом в город пришел грипп. Казалось, беспокоиться не о чем. Всего три дня с высокой температурой, мигренью и болью во всем теле, а потом – выздоровление. Проблема же заключалась в том, как быстро болезнь распространялась. Почти каждый, кто вступал в контакт с инфицированным, буквально через два дня заболевал сам. И недуг поражал даже молодых и здоровых людей, а не только стариков и детей, которые, как правило, всегда становились первыми жертвами инфлюэнцы в прошлом.

Что предпринять? Если мир узнает об эпидемии в СанСебастьяне, на туристическом сезоне можно будет поставить крест. Кому захочется поехать отдыхать туда, где он сразу же сляжет с гриппом? Быть может, вспышку болезни удастся скрыть? – надеялись городские власти. Но напрасно – слухами земля полнится, и уже скоро туристы стали избегать Сан-Себастьян.

Примерно в то же время инфекция проникла в солдатские ряды, хотя никто пока не знал, каким образом. В марте от гриппа начали страдать бойцы 15-й американской кавалерийской бригады, переброшенной в Европу.

Прошло два месяца, и стало складываться впечатление, что эпидемия охватила всех. В Испании больных насчитывалось восемь миллионов, включая короля Альфонсо XIII. С гриппом слегла треть населения Мадрида, и многие правительственные учреждения вынуждены были закрыться. Перестали ходить даже трамваи. Но не надо думать, что первая волна гриппа накрыла только Испанию – она прокатилась по миру очень широко.

По свидетельству участников событий, в войсках ее прозвали «трехдневной лихоманкой». Один из них, Джон Акер, сержант 107-го обоза боеприпасов при 32-й дивизии Американских экспедиционных сил, в апреле отправил из Франции письмо, в котором сообщал: «Ее тут величают «трехдневной лихоманкой», но этим никого не обманешь, потому что иногда она тянется неделю или даже дольше. Заболевание наступает внезапно, и у больного температура подскакивает так, что ртуть едва не пробивает верхушку градусника, лицо краснеет, каждая косточка начинает болеть, а голова просто раскалывается. Так продолжается дня три-четыре, а потом, основательно пропотев, пациент выздоравливает, хотя «похмелье» может еще ощущаться неделю-другую».

Но во всем мире, к ужасу и возмущению самих испанцев, болезнь получила наименование испанского гриппа, или просто «испанки». Хотя той же весной 1918 года эпидемия распространилась в других европейских странах, в США и в Азии. Скорее всего название закрепилось по одной простой причине: поскольку Испания не воевала, газетные сообщения не подвергались там жесткой цензуре, как в государствах – участниках боевых действий. И потому разгул гриппа в Испании не удалось удержать в тайне в отличие от других европейских держав.

Как бы то ни было, но подлинные масштабы бедствия так и остались не выясненными до конца. В то время еще никто не требовал присылать властям донесения обо всех случаях заболевания гриппом – такая практика стала обязательной в США только после (и как последствие) второго этапа гриппа 1918 года. И уж тем более в военное время всем казалось пустой тратой времени и бумаги вести статистику того, что считалось лишь обычным недомоганием. Поэтому доклады о проявлениях раннего гриппа писались лишь эпизодически, и авторами их были в основном врачи, практиковавшие в тюрьмах, в военных лагерях и на некоторых оборонных предприятиях, где попросту фиксировали число «прогулов по болезни». Не предпринималось ни малейших попыток хоть как-то систематизировать эти данные, чтобы проследить развитие эпидемии.

Сохранилось, например, донесение, что только в марте более тысячи рабочих заводов «Форд мотор компани» не вышли на работу по причине гриппа. 500 из 1900 заключенных тюрьмы Сан-Квентин переболели им в апреле и мае. 4 мая эпидемия добралась до Кэмп-Фанстона (ныне Форт-Райли) в Канзасе, где проходили подготовку 20 000 рекрутов. В течение мая и июня болезнь прокатилась по доброй дюжине армейских лагерей в США, но это никого не насторожило. В конце концов, разве не естественно было ожидать возникновения очагов простуды и гриппа в местах, где в тесноте жили тысячи мужчин, легко передавая инфекцию друг другу?