Русалка - Кристина Генри

Выбравшись из воды, она обнаружила, что на воздухе ненамного теплее. Её обдувало студёным ветром, рвущимся с моря в бухту, от которого стыли капельки воды на покрывшейся мурашками нежной человеческой коже.

«Так вот почему люди кутаются в шкуры», – подумала она. Она видела на них меха или ботинки из моржовой кожи и считала это варварством. Но теперь поняла всю необходимость одежды – без неё им не выжить. В тот момент, казалось, что она замерзнет насмерть.

Холодно. Как холодно.

Она вытянула шею, чтобы рассмотреть дом рыбака. Внутри, наверное, не так холодно. А может, рыбак даст обсохнуть и укутаться в меха, и она наконец согреется в уюте и тепле. А потом он улыбнется, ведь она приплыла из пучины морской, чтобы скрасить его одиночество.

Рыбак. Надо добраться до него. А чтобы добраться, надо идти. Чтобы идти, надо встать на ноги, не важно, умеешь или нет.

Ноги посредине сгибались. Она чувствовала это, ощущала место, где сходились две отдельные части, как на руках.

Она приподнялась на руках, подтянула ноги и упёрлась коленями в песок, пыхтя от натуги, даже пар изо рта пошёл – дело оказалось не из лёгких. Как вообще люди умудряются стоять на этих негнущихся плавниках, которыми оканчиваются ноги, да ещё и передвигаться?

Русалка попробовала пошевелить ступнями, пальцами, и мало-помалу, пошатываясь, поднялась на ноги. Что делать дальше, она пока представляла довольно смутно.

Она видела, как люди ходят по палубе, и знала, что ноги нужно поднимать и переставлять по очереди. Даже подумать страшно, когда еле-еле держишься, чтобы не шлёпнуться лицом в песок, дрожа как осиновый лист.

Но рыбак-то жил наверху. Придётся подняться по лестнице.

Русалка приподняла одну ногу, и к величайшему удивлению ей это удалось. Она уставилась на ноги: одну, увязшую в песке, другую в воздухе – и рассмеялась.

Но тут же повалилась на четвереньки, и все пришлось начинать заново.

Она с трудом поднялась на ноги. Потом очень осторожно волоком переставила одну ногу вперёд, потом другую, и так левой-правой засеменила по песку, топ-топ, обхватив себя руками, которые казались такими худенькими и хрупкими, неспособными защитить от студёного ветра, леденящего кровь сквозь тонкую кожу.

Так она дотопала до лестницы и, подняв глаза, ужаснулась, ведь дальше волоча ноги не подняться. Деревянные ступеньки были высокими и без перил, и опереться не на что, кроме голой скалы.

Русалка жутко устала, и всё бы отдала, лишь бы не карабкаться по ступенькам. Но выхода не было, и каким-то чудом она их одолела, сама не зная как, помнила только, что плелась словно целую вечность.

Когда она забралась наверх, луна уже почти скрылась за горизонтом. По пути не обошлось без падений, и Русалка до крови ободрала о ступеньки руки и ноги и насажала заноз, а зубы стучали так сильно, что того и гляди растрескаются.

Русалка доковыляла до двери хижины и потянулась к ручке, как это делал рыбак, когда она наблюдала за ним из воды.

Дверь распахнулась, и русалка ухватилась за косяк. В хижине было полно диковинных вещей – потом она спросит рыбака, как они называются, – вроде котелка, кастрюли, банки с мукой, деревянной шкатулки с чаем, стол и один стул – ему понадобится второй, для неё.

В комнате, полной незнакомых вещей, был ещё один дверной проём без двери, оттуда слышались звуки, которые издают спящие люди, и поняла, что рыбак, должно быть, там.

Идти до того проёма было довольно далеко, да и по грубо отёсанным доскам на полу не пошаркаешь как по песку, все ноги изранишь, это она поняла, карабкаясь по лестнице, где коварные занозы впивались в новую нежную кожу.

Путь через комнату был долог и труден. Когда она дошла до цели, то наконец увидела рыбака. Он спал на боку, натянув одеяло до самого носа, так что виднелись только закрытые глаза и чёрная шевелюра.

От его дыхания в этой комнате казалось теплее, чем в других, а ей так хотелось согреться, и она присела возле кровати и погладила его по голове. Чёрные глаза распахнулись, и она сразу поняла, что он её узнал, узнал ту самую русалку, что попалась в его сети.

Позднее он рассказал, что узнал её по глазам, какой бы облик она ни приняла, глаза оставались прежними, и заглянув в них, он понял, что русалка к нему вернулась.

Он откинул одеяло, и под ним оказалось ничем не прикрытое, как обычно бывало, человеческое тело. Она прижалась к нему, нежась в тепле, и сердце наполнилось его любовью, и больше никуда не хотелось идти.

Он научил её человеческому языку и рассказал, что его зовут Джек. Её имя по-человечьи даже не выговоришь, тогда несколько дней он называл ей разные имена, пока одно из них ей наконец не понравилось – так она стала Амелией.

Амелия любила Джека, но и без моря прожить не могла, и по ночам училась превращаться из русалки в женщину и обратно, пока не наловчилась легко переходить из одного состояния в другое без тех мучений, что пришлось перенести в первый раз.

Так и жила она долгие годы со своим любимым рыбаком, становясь на суше женщиной, а в море русалкой. По ночам, когда поблизости не было других рыбаков, она оставляла спящего супруга, сбрасывала на берегу платье, бросалась в чёрную воду и резвилась там, пока не одолевала тоска по возлюбленному и сердце начинало тянуть назад.

Крепко любила она рыбака, почти как море, и были они славной парой, ибо он её любил пуще моря. Никак не ожидал, что женщина может пленить сильнее океана, но в глазах русалки пенился прибой, кожа напоминала о солёных брызгах, а ещё Амелия отвечала ему любовью, чего не мог ни один океан.

Долгие годы прожили они в любви и согласии, только детишек так и не завели. Каждый держал свои надежды и печали при себе, но порой сядут они на порожке, глядя на волны, что бьются о скалы, и возьмёт он её за руку, и понимает она, что тоскует он о нерождённых детках.

Жили они неподалёку от деревни, довольно близко, где можно было выменять всё необходимое, чего не могли добыть сами, но не так близко, чтобы водить дружбу с соседями без особой нужды.

Джек любил Амелию и море, а Амелия любила море и Джека, но оба не любили назойливых соседей, сующих нос в чужие дела – откуда родом Амелия, да где её родня, да когда они поженились, и как никто о том не проведал, ну надо же!

Постепенно Амелия в деревне примелькалась, и к ней мало-помалу привыкли. Народ-то там жил незлобивый, но недоверчивый, а русалка свои прекрасные глаза прятать не привыкла, и как взглянет в упор, так людям становится не по себе. А где неловкость, там порой и зависть родится, и любопытство, так им и перемывали косточки местные длинные языки, да свыклись наконец.

– Говорят, Джека-то жёнушка в лунную ночь из дома уходит да с самим Дьяволом пляшет, оттого-то до сих пор и молода, и пригожа.

– Полно, Марта, что за чушь! Где же она может тут плясать? Хижина-то на голых скалах стоит, крепкий норд-ост того и гляди в море сдует, и никаких тебе лесных полянок, чтоб пляски устраивать, – с пуританской резкостью возразил кавалер.