Романтический шторм - Марион Леннокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хорошая девочка, что за снисходительный тон», – пронеслось у нее в голове. Но она тут же себя одернула. Он спасает ее, а она злится. Но она провела уже целый час в этом дурацком болоте. Несмотря на всю браваду, ей было холодно и страшно. Но теперь, когда спасение было так близко, Джоу пыталась сдержать свой бурный темперамент.
– И где же эта стена, которую хочется как следует пнуть ногой? – спросил Финн, а Джоу бросила на него недоумевающий взгляд.
– Прошу прощения?
– На вашем месте я бы тоже был в ярости. Бессильный гнев, по-моему, самое ужасное чувство. Хочешь выместить его на ком-то, а никого, кроме себя самой, нет.
Она на секунду зажмурилась. Смех и сочувствие одновременно?
– Из-звините.
– Все нормально. Горацио обычно становится очень раздражительным, если вязнет в трясине, я подумал, что и вы такая же. Так, держитесь за мои руки.
– У меня грязные руки. Вряд ли вы меня за них удержите, – запротестовала она.
– Давайте попробуем, – спокойно сказал он, протягивая ей свои руки.
Это неправильно. Джоу Конейл всегда считала себя независимой особой. Но разве у нее есть выбор? Она нехотя вложила свои ладони в его крупные, загрубевшие от физического труда руки. Ее догадка о том, что он фермер, оказалась правильной.
Он пошевелил сильными пальцами, пытаясь покрепче ухватиться за ее скользкие от грязи руки, и неожиданно поморщился.
– У вас ледяные руки. Сколько времени вы здесь?
– Около часа.
– Неужели? И за все это время я первый, кто появился на дороге? Значит, это заброшенная до рога?
– Вы разве не местный?
– Нет. – Он начал медленно ее вытягивать, отклоняясь назад и продвигаясь к краю доски.
Наконец Джоу почувствовала, что трясина отступает и отпускает ее ноги. Финн по-прежнему тянул ее буквально по миллиметру, как в замедленной киносъемке.
– Я не из этих краев, – продолжил он спокойно, будто они вели светскую беседу, – но я гораздо ближе к своему дому, чем вы.
Не ослабляя хватки, он чуть подался назад, стараясь удерживать равновесие, чтобы она вновь не увязла.
У него есть опыт. Он ведь не раз вытаскивал Горацио.
Будто прочитав ее мысли, Финн сказал:
– Горацио тяжелее вас.
– Спасибо. Кажется, вы говорили, что он весит под центнер?
– Так оно и есть. Ну а вы, думаю, потянете килограммов на девяносто вместе с прилипшей к вам грязью, – шутливо заметил он. – А где вы живете в Австралии?
– В Сиднее, в основном.
– Я видел фотографии города. Очень красивое здание оперного театра.
– Да. – Слова давались ей с трудом.
Отпустив ее руки, он подхватил ее под мышки, продолжая медленно тянуть. Теперь Джоу находилась так близко от него, что чувствовала тепло его груди у своего лица. Это было странное ощущение. Ей одновременно хотелось и прижаться к нему, и отодвинуться. Все-таки она прижалась.
– У нас прекрасные пляжи, – едва вымолвила она, гордясь собой, что еще в состоянии говорить.
– Что, и никакой грязи?
– Нет.
– Отлично. А теперь расслабьтесь и позвольте мне закончить работу.
Джоу полностью расслабилась в его объятиях. Ощущение не поддавалось описанию. И все сработало. Трясина ослабила свою мертвую хватку, и Джоу коснулась коленями спасительной доски. Но Финн по-прежнему крепко прижимал ее к груди.
Она провела в трясине целый час, промерзла до костей, испугалась почти до умопомрачения. Сейчас наступила реакция, и Джоу забила крупная дрожь. Если бы не сильные руки Финна, она могла бы соскользнуть с доски и снова провалиться в трясину. У нее кружилась голова, и ее подташнивало.
Он держал ее, и она ему позволяла. Он был ей сейчас нужен.
Это наваждение какое-то. Ей никто не нужен. Она поклялась себе в этом в десять лет, когда у нее поменялось уже пять опекунов. Она прокричала об этом своей приемной матери, когда та пыталась объяснить ей, почему Джоу должна переехать жить в другую семью.
– Все нормально, – орала она. – ты мне не нужна. Мне вообще никто не нужен.
Ее приемная мать расплакалась, а Джоу не проронила ни слезинки. Она к этому времени разучилась плакать.
Но сейчас она впервые за долгие годы снова была близка к слезам. Ее спаситель держал ее так крепко, что она не смогла бы вырваться, даже если бы захотела. Она уткнулась лицом в его грудь и слышала биение его сердца. Он гладил ее по голове, приговаривая:
– Успокойся, уже все позади. Ты в безопасности. Горячая ванна – и ты будешь как новенькая.
Она вроде и не была в опасности, а если бы он не появился? Но ведь от переохлаждения можно умереть? Она могла бы стать очередной жертвой трясины. Джоу читала про это в Сети. Ее прекрасно сохранившееся тело могли бы обнаружить через тысячу лет и поместить в музей. Посетители восхищались бы ее роскошной кожаной экипировкой байкера…
– У тебя не было ни единого шанса, – пробормотал Финн в ее волосы, и она вздрогнула, вернувшись в действительность.
– О чем это вы?
– В этом болоте невозможно замерзнуть насмерть. Здесь пасутся овцы, и фермер обязательно пришел бы за ними.
– Откуда вам знать, вы же не местный, сами сказали.
– Потому что я заметил по дороге стадо пасущихся овец недалеко отсюда. Овцы выглядели ухоженными, значит, у них хороший пастух. Тебе не грозила реальная опасность, – успокоил ее Финн.
Он слегка ослабил объятия, но придерживал девушку за плечи, на случай если она вдруг покачнется.
– Сможешь дойти до дороги? – спросил Финн. Но, взглянув на нее, тут же нахмурился. – Ты вся дрожишь. Не хочу, чтобы ты снова провалилась в трясину. С Горацио я так никогда бы не поступил. – С этими словами он поднял Джоу на руки и понес ее к дороге.
Она оцепенела.
Ее тело заледенело, она насквозь промокла, ее буквально выдернули из цепких лап трясины, и вот теперь ее спаситель несет ее на руках, будто она весит не больше мешка муки.
Джоу чувствовала полное бессилие, ее охватила паника. Ей хотелось бить ему в грудь кулаками, визжать и брыкаться. Пусть бы он уронил ее обратно в болото. Ничего подобного она не сделала. Она просто оцепенела.
Прежде чем они достигли дороги, он осторожно опустил ее на большой камень. Но не отпустил ее. Положив руки ей на плечи, Финн повернул Джоу к себе лицом и спросил:
– Проблема?
– Я… нет.
– Ты забыла, что нужно дышать, – мягко сказал он. – Дыхание очень важно. Я хоть и не медик, но знаю, что дышать важнее, чем ступить на твердую землю.
Неужели он почувствовал, что она сдерживает дыхание? Ей стало стыдно. Она чувствовала себя глупой испуганной девчонкой.