Читающая по цветам - Элизабет Лупас

Но мне не хотелось об этом думать.

– Мадемуазель Лесли.

Я вздрогнула и обернулась, сжав в руке ветку боярышника, и один из его шипов больно уколол мне палец.

Освещенный луной, передо мною стоял французский секретарь королевы Никола де Клерак. Он был весь одет в черное и белое, стройный, высокий, длинноногий, грациозный, как цапля; единственными цветными пятнами в его облике были сапфир в ухе и густые рыжие волосы.

– Королева желает знать, отчего вы так замешкались.

– А вы не догадываетесь?

– Догадываюсь.

Он подошел ближе и протянул руку, словно для того, чтобы помочь мне подняться с колен. На ней сверкали кольца – еще цветовые пятна: синие, зеленые, темно-фиолетовые. Как бы Александр посмеялся над этими кольцами, над изысканной утонченностью этого царедворца, над его глазами, обведенными по французской моде сурьмой и серебряной краской.

– Я вас понимаю – тяжело смотреть, как она умирает. Но у нас осталось мало времени. Соберите ваши цветы и возвращайтесь со мною к королеве.

Я так и не оперлась на его руку. Спустя несколько мгновений он опустил ее.

– Мне надо выбрать те из них, что говорят со мною. – Я подержала уколотый палец над веткой боярышника, и с него скатилась капля крови; в лунном свете она казалась черной. Боярышник означал смерть, но на умирающей королеве не было кровавых ран; может статься, кому-то еще суждено умереть?

– Как вы думаете, почему она попросила предсказать будущее? Она никогда прежде не просила меня почитать ей по цветам, за все три года ни разу.

– Не знаю, – ответил он. – Но у нее наверняка есть веская причина. Даже умирая, она остается куда хитроумнее всех лордов Конгрегации вместе взятых

Кто сам хитер, тот чует и других хитрецов, подумала я. Месье де Клерак мне не нравился – а вернее сказать, я ему не доверяла. Если бы мне пришлось выбирать цветок ему под стать, я выбрала бы паслен сладко-горький с его похожими на колокольчики лиловыми цветами, красивыми, сладкими ягодами – и таящимся в нем смертельным ядом.

Я приподняла верхнюю юбку и положила в подол пахнущую медом жимолость и темно-розовые с золотом дикие розы шиповника. Боярышник я брать не хотела, но он звал меня так настойчиво, что мне почудилось, будто его шипы колют все мое тело. Нехотя я отломила одну ветку, потом вторую, потом еще и еще, пока мой подол весь не наполнился белыми, словно морская пена, цветами.

Ощущение покалывания прошло.

– Уже иду, – сказала я.

Он больше не предлагал мне руку. Мы вместе вернулись в опочивальню королевы. Теперь в ней было не так многолюдно, как прежде: и протестанты, и католики покинули ее; они были оскорблены просьбой королевы и не желали присутствовать при предсказании. Остались только фрейлины и месье де Клерак.

– Прошу вас удалиться, – прошептала Мария де Гиз. – А ты, Ринетт, останься.

Я почувствовала себя как олененок, попавший в силок, я боялась дышать. Месье де Клерак и дамы вышли из опочивальни; те, что расслышали просьбу королевы, шепотом передавали ее тем, кто медлил. Слышалось покашливание, новые неодобрительные перешептывания, шуршание шелковых и бархатных юбок, скрип дверных петель. Наконец, они скрипнули в последний раз, и дверь затворилась. Держа в подоле груду цветов, я преклонила колена перед креслом, в котором полулежала королева.

– Мадам, – сказала я, – я здесь, с вами.

– Это произошло… так быстро, – проговорила она. Ее лицо, руки и ноги чудовищно распухли от водянки. – У меня не было времени приготовиться.

– Мне очень жаль, мадам, – откликнулась я. Что еще я могла сказать? – Я расскажу вам, что поведают мне цветы, если это даст вашей душе покой.

– Нет. Это была всего лишь уловка, чтобы все перепугались и вышли вон. Я хочу, чтобы ты помогла мне, и это должно остаться тайной.

У меня опять перехватило дыхание. Страх сжал мне горло, сердце ушло в пятки, ноги задрожали.

– Но леди Брайант, леди Драммонд… лорд Эрскин, лорд Босуэл, месье де Клерак – они ваши друзья; они остаются вашими друзьями уже много лет, и, конечно же, вам лучше довериться им, чем мне. Я не умею хранить секреты.

– Вот поэтому я тебя и выбрала. Тех, о ком ты сказала, будут допрашивать, а на тебя, ma fille precieuse[6], никто и не подумает. Придвинься ко мне поближе.

Я на коленях подползла к ней ближе и уткнулась лбом в ее руки. Когда они распухли, лекари велели срезать с ее пальцев все кольца, прекрасные кольца, которыми она так дорожила – обручальное кольцо с шотландскими королевскими львами, выгравированными на обеих сторонах великолепного бриллианта; поминальные кольца из серебра, по одному на каждого из ее четырех умерших сыновей: двоих юных де Лонгвилей, похороненных в Шатодёне, и двоих принцев Стюартов, покоящихся в аббатстве Холируд; перстень с чудесным плоскогранным рубином на ободке, покрытом красной и желтой эмалью – фамильными цветами Гизов; кольцо-печатку с глубоко выгравированными на золоте короной и прялкой. Теперь единственными ее украшениями были четки из оникса и слоновой кости, да и те глубоко врезались в отекшую, водянистую плоть ее кистей.

– У меня есть ларец, – прошептала она. – Мне не удалось спрятать его в надежном месте. Поклянись мне своей жизнью, что вынесешь его из дворца и поместишь туда, где он должен храниться.

– Я хочу вернуться домой. – Я знала, что мои слова звучат глупо и по-детски, но я не могла остановиться. – Мне не нужен ваш ларец. Мне не нужны ваши тайны. Я хочу одного – вернуться домой, в Грэнмьюар.

– Так ты все еще ненавидишь меня, ma petite[7] за то, что я привезла тебя ко двору? – Королева приподняла руку, тихо застонав от боли, которой ей стоило это движение, и нежно погладила меня по голове. – В Грэнмьюаре ты была как кость, брошенная сразу двум собакам: Роутсу и Хантли, – Лесли и Гордонам. И у Лесли, и у Гордонов есть претензии на Грэнмьюар – ты, конечно, Лесли, но твоя бабушка была урожденная Гордон, а твой Александр, пока не достиг совершеннолетия, находился под опекой Хантли.

– Вы сами даровали мне Грэнмьюар в ленное владение! – Мне ужасно не хотелось спорить с нею теперь, когда она умирала, но я ничего не могла с собой поделать. – Так же как король, ваш муж, даровал его моему отцу, а Иаков IV – отцу моего отца, и так оно продолжается уже тысячу лет.

Губы королевы дернулись в подобии улыбки.

– Нет, все же не так долго, – сказала она. – А после смерти твоей бабушки тебе было куда безопаснее жить при дворе.

– Александр бы меня защитил. Да я и сама сумела бы защитить себя. Я знаю, мадам, что вы хотели как лучше, но жизнь при дворе была для меня пыткой.

– Я тебя более не задерживаю. У меня к тебе только одна просьба; после того как ты ее выполнишь, можешь уезжать домой и сама справляться со своими трудностями – хотя должна тебя предупредить: едва меня не станет, как ты окажешься во власти Роутса, а он ни за что не позволит тебе выйти замуж за молодого Гордона.