Убийство по-китайски: Лабиринт - Роберт ван Гулик

Проснувшись, я обнаружил себя в полном одиночестве в комнате, за ночь сильно остывшей; голова моя покоилась на столе.

Угрюмый подавальщик склонился надо мной, сказал, что уже били первую ночную стражу, и спросил, не перепутал ли я часом харчевню с постоялым двором, где можно провести ночь.

Голова моя была тяжелой; я не нашел сразу правильных слов, чтобы поставить на место неотесанного грубияна. Вместо этого я поинтересовался, куда девался мой гость.

Подавальщик ответил, что вечером он обслуживал других посетителей, к тому же не его дело запоминать каждого, кто приходит и уходит, а затем преподнес мне счет за обед из шести перемен на две персоны и за восемь кувшинов подогретого вина. Мне ничего не оставалось, как заплатить, хотя я уже не был уверен, что наяву встречался с почтенным старцем и что подавальщик просто не пользуется смятенным состоянием моего рассудка, чтобы содрать с меня три шкуры.

Я поплелся домой по пустынным улицам, чувствуя себя так, словно надо мной только что надругались. Мой мальчик-прислужник дремал, притулившись в углу библиотеки. Я не стал будить его и на цыпочках прокрался мимо полок с книгами, извлек летописи времен Танской династии, императорские ведомости и мои собственные заметки о судье Ди. Полистав эти книги, я быстро убедился в том, что, хотя все рассказанное почтенным старцем находится по большей части в полном согласии с историческими хрониками, местечка по имени Ланьфан на северо-западной границе никогда не существовало. Я решил, что, возможно, я просто неверно расслышал название и нужно будет на следующий день навестить почтенного старца, дабы он сделал необходимые разъяснения. Но, к моему глубочайшему неудовольствию, я обнаружил, что отчетливо помню каждое слово из рассказа старца, но не могу совершенно ничего вспомнить о нем самом. Я все забыл — и его полное имя, и где он живет.

Покачав в изумлении головой, я растер тушь и той же ночью записал всю историю, поведанную мне старцем. Только когда прокричали первые петухи, отложил кисть в сторону.

На следующий день я тщательно расспросил друзей, но никто из них никогда не слышал, чтобы господин Ди, отставной правитель области, проживал в нашем городе; дальнейшие расспросы также не пролили никакого света на личность моего собеседника. Поэтому сомнения меня так и не покинули. Вполне возможно, что почтенный старец просто был в городе проездом, а жил где-нибудь в деревне.

Так или иначе, я осмеливаюсь предложить вашему вниманию услышанную историю, не меняя в ней ни слова, и предоставить проницательному читателю судить самому, была ли моя встреча на лотосовом пруду сном или явью. Если эта повесть о трех таинственных преступлениях отвлечет читателя хотя бы на несколько мгновений от повседневных забот и волнений, это станет для меня достаточным основанием, чтобы не жалеть о нескольких лишних медяках, оставленных в харчевне. Ведь, что бы там ни произошло со мной, нельзя отрицать, что подавальщик оказался алчным негодяем, ибо трудно поверить, что один или даже два образованных человека с утонченным вкусом могли выпить восемь кувшинов вина за один вечер.

* * *

Четыре повозки медленно катились по горной дороге к востоку от города Ланьфана.

В первой повозке удобно, насколько позволяла трудная дорога, расположился новый уездный начальник Ланьфана — судья Ди. Он сидел на свернутой циновке, прислонившись спиной к большому тюку с книгами.

Его преданный помощник, старый десятник Хун сидел напротив судьи на мешке с одеждой. Дорога была ухабистой, и, несмотря на все предосторожности, путники немало страдали от толчков и тряски.

Судья и десятник порядком устали, поскольку находились в пути уже несколько дней.

Вслед за первой повозкой катилась кибитка, окна которой были занавешены шелковыми шторами. В этой кибитке, обложившись со всех сторон подушками и стегаными одеялами, тщетно пытались сомкнуть глаза три жены судьи Ди, а также их многочисленные дети и служанки.

В остальных двух повозках ехал багаж. Взгромоздившись на кучи тюков и баулов, в неустойчивом равновесии путешествовала часть прислуги; другие же предпочли спешиться и идти, держа за поводья взмыленных лошадей.

Еще до зари миновали последнее село. Затем дорога пошла по пустынной голой местности, совершенно безлюдной, если не считать двух случайно встретившихся на пути сборщиков хвороста. Сломавшееся около полудня колесо задержало продвижение путников на пару часов. Быстро опустились сумерки. В полумраке горы, окружавшие вереницу повозок, стали казаться еще более дикими.

Во главе процессии ехали два высоких молодца. На поясе у каждого из них висело по широкому мечу, к седлам были приторочены тугие луки, а колчаны полны острых стрел. Звали их Ма Жун и Цзяо Дай, и были они преданными судье Ди сыщиками. Сейчас они охраняли путников и груз. Высокий, худой, слегка сутулый чиновник по имени Дао Гань прикрывал вместе с пожилым домоправителем всю колонну сзади.

Добравшись до перевала, Ма Жун остановил коня; далее дорога спускалась в лесистую долину, на противоположной стороне которой вздымался еще один горный хребет.

Ма Жун повернулся в седле и крикнул вознице:

— Час назад ты утверждал, что мы уже на подъезде к Ланьфану, песья ты голова! А тут еще целый перевал впереди!

Возница пробурчал что-то себе под нос насчет городских, которые вечно куда-то торопятся, а затем сердито ответил:

— Не тревожься, со следующего перевала вы увидите Ланьфан, лежащий у подножья этого хребта.

— Я уже слышал от этого негодника байку про «следующий перевал», — сказал Ма Жун Цзяо Даю. — Жаль, что мы прибудем в Ланьфан так поздно! Прежний начальник ожидает нас уже с полудня. А что уж там говорить о других чиновниках, предвкушающих торжественный обед. Видать, сейчас у них уже брюхо подвело не меньше, чем у нас!

— А в горле-то как пересохло! — прибавил Цзяо Дай.

Повернув коня, он подъехал к повозке судьи.

— Еще одна долина на пути, господин, — доложил он, — но после нее уж точно будет Ланьфан.

Десятник Хун грустно вздохнул и заметил:

— Как печально, что ваша честь вынуждены были так быстро покинуть Пуян. Хоть сразу после нашего прибытия там и случились два жутких преступления, в целом это было славное местечко.

Судья Ди улыбнулся и попытался устроиться поудобнее у жесткого тюка с книгами.

— Сдается мне, — сказал он, — что в столице остатки буддистской клики снюхались с тамошними торговцами и добились моего досрочного перевода на новое место службы. Но служить уездным начальником в такой дыре, как Ланьфан, весьма и весьма поучительно. Я уверен, что мы столкнемся здесь с такими происшествиями, которые попросту невозможны в больших городах центральных провинций.

Десятник не мог не согласиться с последним замечанием, однако продолжал пребывать в мрачном расположении духа. Ему было уже за шестьдесят, и тяготы долгого пути утомили его тело. С младых ногтей он был преданным слугой семейства Ди. Когда судья Ди поступил на службу, Хун стал его поверенным и с тех пор повсюду следовал за судьей, помогал ему и обучал службе судебных приставов.