Селеста, бедная Селеста... - Александра Матвеева

Каждый получил бутылку пива и сандвич.

Мне Людка тоже дала сандвич — половину длинного французского батона с кусочками колбасы, сыра и свежего огурца внутри. Мы с ней сидели рядом и с наслаждением ели и пили. Людка почти все время смеялась, жизнь вокруг нее кипела ключом, недаром любимое выражение моей подружки: «Без проблем», отсюда и прозвище «БП». Все слышали Людкин смех никто, кроме меня, никогда не видел Людкиных слез.

Кто-то захотел добавки, Людка подхватилась и унеслась к сумкам с провизией.

Ко мне, облизывая крошки с влажных красных губ, устремился Мезенцев. Он плюхнулся рядом, и его тугой белый живот колыхнулся.

— Кому добавки? Подходи! — кричала Людка. — Алька, Виталька!

— Слышишь, как звучит? Алька, Виталька! Как музыка! Век бы слушал.

Он бы так разглагольствовал долго, но притопал Лешка с недовольной физиономией.

На его загорелой коже светились капельки воды. Подойдя к нам вплотную, он встряхнулся, точно собака, разбрызгивая редкую капель. Несколько капель долетели до меня. Я взвизгнула от прикосновения холодной воды к разогретой коже и, вскочив, набросилась на Лешку с кулаками. Он увернулся и припустил бежать. Я за ним. Увлеченная идеей поколотить Лешку, я утеряла бдительность. Он схватил меня — в охапку и, вырывающуюся, визжащую, хохочущую, затащил в реку. Зайдя по пояс, Лешка разжал руки, и я рухнула в воду, подняв целый фонтан брызг. От холодной воды захватило дух. Я разозлилась до слез и, с трудом разлепив мокрые ресницы, окинула Лешку испепеляющим взглядом. С его лица сбежала ухмылка. Он растерянно заморгал, быстро заговорил, объясняясь и извиняясь. Через пять метров мы помирились.

Ребятам уже надоело на одном месте. К тому же ушла Людка, захватив с собой Витальку и Кротовых. Толя и Коля Кротовы — не родственники, они из разных городов и познакомились уже в институте. Они живут в одной комнате общежития и дружат. Хотя оба ухаживают за Людкой. А может, именно поэтому. Ухаживание заключается в том, что они неизменно таскаются за Людкой по пятам.

С уходом Людки компания, как водится, развалилась. Лешка, дернув меня за руку, поднял с травы и предложил пойти в парк. Мы попрощались с друзьями и начали карабкаться в гору. Через пару шагов, я уцепилась за Лешкину руку и на буксире поднялась к первым деревьям старинного парка. Я слегка вспотела и сбила дыхание. Лешка выглядел как огурчик и дышал размеренно и беззвучно.

Мы брели по аллеям, наслаждаясь их тишиной. Лешка то и дело наклонялся, срывая желтые и фиолетовые цветы начала лета. Он протягивал очередной цветок и смотрел спокойными глазами, без улыбки. Я брала цветок из его пальцев и скоро у меня в руке образовался букетик смешной, бесформенный и трогательно-нежный. Такой же, как Лешка — смешной и трогательно-нежный. Он не надевал свою дурацкую черную футболку. (Никогда не понимала страсти носить черное в любую жару.) Под тонкой гладкой кожей красиво перекатываются мускулы. Я, кажется, впервые замечаю, что рядом со мной взрослый мужчина. Девятого сентября нам исполнится двадцать два года. Мы с Лешкой родились в один день.

В траве мелькает красный огонек. Первый рано расцветший цветок полевой гвоздики. «Часики» называли мы их в детстве. Такого цветка нет в моем букете, я наклоняюсь и обрываю тоненький стебель — травинку у самой земли.

Разогнувшись, попадаю в Лешкины объятия. Мне случалось бывать там и прежде. Но сейчас Лешка обнажен. Его горячая грудь липнет к моей. И во мне все леденеет. Я боюсь, что Лешка заметит, но не могу себя заставить поднять руки и обнять его. Просто стою и позволяю ему целовать меня.

Конечно, Лешка заметил. Он внезапно разжал руки, вернув мне свободу. Блузка неприятно прилипла к груди, и я инстинктивно дернула ее. Лешка отвел от меня полные боли глаза. Я почувствовала жалость, раскаяние, потом злость. Зачем ему понадобилось портить хороший день? Тем более что завтра он уедет на каникулы к родителям, и мы неизвестно когда увидимся.

Теперь мы уже не гуляли, а целенаправленно шли, покидая парк. Лешка молчал и о чем-то напряженно думал. Я тоже молчала и вспоминала наш первый поцелуй.

Произошло это на вечеринке, посвященной окончанию второго курса. В то время мы с Людкой все еще оставались единственными девушками в группе. На третьем курсе к нам присоединилась Светлана Кошко, теперь Гвоздева.

А тогда мы собрались в комнате Кротовых в обычном составе — двадцать два мальчика и две девочки. Перво-наперво в соответствии с традицией мальчики разделились на две команды. Делалось это так: бросалась монетка, и она решала, кто будет выбирать — я или Людка. Ребята разбивались на пары, подходили к той из нас, кто выиграл право выбора, и спрашивали:

— «КАМаз» или лютик? или:

— Интеграл или кузнечик?

— Ландыш или матрица?

И так далее, до бесконечности. Одна из атаманш делала свой выбор, все остальные покатывались со смеху. Весь последующий вечер проходил под знаком соперничества команд. Ели, пили, танцевали, пели — все кто кого!

Любимым развлечением для всех являлась игра в «бутылочку». Правила соблюдались стандартные: все садились в кружок, кто-то крутил бутылку из-под шампанского. На кого указывало горлышко — с тем крутящему предстояло целоваться. Поскольку девочек в нашей группе мало, а целоваться мальчишкам между собой глупо и невесело (может, кому-то и весело, но ведь не при всех же), то предприимчивая Людка придумала и предложила новые правила.

Игра велась в два круга и в несколько раундов. Их количество неизменно оставалось четным. Продолжительность раунда не превышала получаса и обговаривалась заранее. Так же как количество раундов круга.

Крутила всегда атаманша, в первом круге против команды-соперницы. Тщательно велся счет поцелуям. Первый поцелуй для каждого приходился в левую щеку, второй — в правую, третий — в губы. По окончании раунда счет сбрасывался. Во втором круге атаманша крутила против своей команды.

В тот вечер Лешка попал в мою команду, и первый круг азартно кричал и толкал соседей, стараясь попасть «под горлышко». Попав, опускался на четвереньки и подставлял под Людкины губы довольное лицо.

По окончании первого круга решили прервать игру и распить очередную бутылочку сухого. Толя сгонял в комнату коменданта к холодильнику. Холодное вкусное вино разлили по стаканам, чокнулись, выпили. От смеха у всех подвело животы, капельки пота выступили на раскрасневшихся веселых лицах. Лешка, разумеется, сидел рядом со мной. Я обернулась к нему, протягивая стакан к его. Он щурил чуть раскосые черные глаза, темная прядь прилипла к потному лбу. Я машинально протянула руку и убрала волосы, ладонью промокнув горячий влажный лоб. Лешка растерянно моргнул, с его лица сбежала улыбка. Оно стало серьезным, трезвым. Я удивилась, но не успела об этом подумать. Меня окликнули, кругом галдели, и я забыла о Лешке.

Начали второй круг. Я села крутить против своей команды. Неожиданно в ней не оказалось Лешки. На недоуменные взгляды он махнул рукой:

— Надоело! — И присоединился к Людке и ее команде, которая приступила к мытью посуды.