Пираты Черных гор - Гарри Тертлдав

Нет, Милваго не подчинялись дожди или землетрясения, или даже людские радости или печали. Из того, что говорилось в старинных документах, следовало, что Милваго был отцом Олора и Квилы и прочих богов. Пока они не свергли его, он был главным властелином.

Теперь он хотел властвовать на земле, не просто ради власти как таковой, но рассматривая это как некую ступеньку назад, на небеса. Аворнис всегда сопротивлялся ему. Грас не раз предавался мрачным размышлениям о том, как долго его королевство сможет продолжать противостоять такой силе.

– Ты знаешь, о чем я думаю? – спросил Ланиус. Грас покачал головой:

– Не имею ни малейшего понятия, ваше величество. Он старался быть вежливым с зятем. Ланиусу явно не нравилось то, что он царствовал, но не правил. Грас не беспокоился по этому поводу: по его мнению, недовольство пока оставалось просто чувством, не более того. Самым вежливым тоном, на какой бывший моряк был способен, он добавил:

– Скажи мне, пожалуйста.

– Я думаю, Низвергнутый провоцирует волнения среди черногорцев, чтобы мы постоянно отвлекались на них. Так у нас нет возможности отправиться за Скипетром милосердия на юг.

Подобное никогда не приходило Грасу в голову. Что ж, его зять привел вполне разумный довод. Низвергнутый видел мир целиком, и в этом было его главное преимущество.

– Наверное, ты прав, – медленно сказал он. – Но даже если ты прав, что мы можем с этим поделать?

– Я не знаю, – признался Ланиус. – Я надеялся, что ты сможешь что-нибудь придумать.

– Спасибо за доверие. Я подумаю, – ответил Грас.

– Если мы вступим в конфликт на севере, что нам остается, кроме как попытаться разрешить его, прежде чем дела пойдут хуже? – продолжал Ланиус. – Ничего, как я вижу. Мы не можем притворяться, что Низвергнутого там нет, разве не так?

– Я не знаю, как поступить. И очень хотел бы знать. – Смех Граса прозвучал так, как будто он надкусил неспелое яблоко. – К тому же, ваше величество, Скипетр милосердия так давно находится не в наших руках, что, полагаю, еще немного ожидания вряд ли будет что-либо значить.

Ланиусу оставалось лишь грустно вздохнуть. Четыреста лет назад тогдашний король Аворниса повез великий талисман из столицы на юг, чтобы помочь отразить нашествие ментеше. Но конный отряд кочевников атаковал эскорт, Скипетр был ими захвачен, и с тех пор он находится в Йозгате. После нескольких более чем отчаянно-неудачных попыток вернуть его Аворнис не пытался сделать это вот уже два века. И все же...

Молодой король заметил:

– Пока мы живем без Скипетра, Низвергнутый имеет преимущество. Все, что мы можем делать, – это отвечать на его выпады. Играя по навязанным нам правилам, мы рано или поздно проиграем. Со Скипетром главенство будет принадлежать нам.

– Я знаю, – голос Граса тоже был печальным. Посылать аворнийских солдат на юг означает либо потерять их, либо увидеть, как они превращаются в рабов – полубезумных людей, подчиняющихся ментеше и Низвергнутому. – Если бы только наша магия могла устоять против тех чар, что Низвергнутый насылает на нас.

– Мы должны попытаться. Рано или поздно – но мы должны попытаться, – сказал Ланиус.

Однако Ланиус не был солдатом. Откуда ему знать, каковы могут быть горькие последствия неудачи? С другой стороны, не попытаться отвоевать Скипетр милосердия было бы тоже неудачей, причем самой горькой, Грас понимал это. Никогда прежде ему до такой степени не хотелось соглашаться, как сейчас, когда он заставил себя кивнуть головой и произнести:

– Ты прав.

Ланиус видел сон. Он знал, что происходящее сейчас снится ему. Но сновидения, в которых появлялся Низвергнутый, нельзя было отнести к разряду обычных. Это холодно-безразличное, потрясающе красивое лицо казалось более реальным, чем большинство вещей, которые окружали его в обычной жизни.

Низвергнутый сказал:

– Итак, ты знаешь мое имя. Ты знаешь, кто я такой и кем я снова стану.

Его голос был так же красив и холоден, как безупречные черты его лица, – в своих снах Ланиус с такой же нереальной ясностью слышал, как и видел. «Милваго» – это имя и сознание того, что оно означает, неоднократным эхом отдавалось в его мозгу.

Младший король не произнес имени врага вслух, но Низвергнутый знал, что происходило у Ланиуса в голове.

– Да, я – Милваго, творец этого жалкого мира, – заявил он. – Как смеешь ты... Как ты отважился противостоять мне?

– Ты хочешь завоевать мое королевство. – Ланиус не боялся отвечать честно: Низвергнутый мог лишь командовать его снами, но отнюдь не причинить ему зла в них. – Ты хочешь превратить моих людей в рабов. Я не могу позволить тебе сделать это, я буду противостоять.

– Ни один смертный не может помешать мне, – проговорил Низвергнутый.

– Это не так, – Ланиус покачал головой, или ему показалось, что он сделал это – во сне, который был слишком похож на реальность. – Тебя очень давно свергли с небес. Если бы никто не мог противостоять тебе, ты бы уже давно правил миром.

– Я обязательно буду им править. – Низвергнутый вскинул голову с презрением, достойным великого бога. – Что такое время? Время ничего не значит для меня, ведь это я создал его. Не думаешь ли ты, что я заперт в нем, чтобы однажды погаснуть, как лампа, в которой иссякло масло? Тебе бы лучше еще раз подумать, о чем ты говоришь. Кто ты такой – муха-однодневка, уродливый прыщ на заднице мира!

Ланиус знал, что в конце концов умрет. Ему не было известно, умрет ли Низвергнутый, но Милваго не обнаруживал признаков старения все эти долгие годы – с тех пор, как сошел на землю. Он не мог предположить, что Низвергнутый лжет, – но это не имело значения. Его хорошо учили в детстве, и Ланиус знал: каким бы устрашающим ни казался Низвергнутый, он тем не менее пытался сбить его с толку. Умрет ли он – не было сутью спора, важно другое: останется ли бывший бог всемогущим, если, конечно, он когда-либо являлся таковым.

– Если ты обладал властью, о которой говоришь, что мешало тебе править миром с тех пор, как ты пришел в него? – сказал Ланиус. – Значит, тебя можно победить. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы остановить тебя.

– А, так ты знаешь, что нужно сделать? – Смех Низвергнутого хлестнул его, подобно острым льдинкам, захваченным порывом северного ветра. – Что тебе известно? Что можешь знать ты – ты, живущий лишь какое-то время и затем превращающийся в грязь, из которой ты и вышел?

– Я знаю, что лучше жить свободным, чем одним из твоих рабов, – ответил Ланиус. – Не так ли решили другие боги?

Обычно великолепное лицо Низвергнутого оставалось бесстрастным. Сейчас же оно вспыхнуло от ярости.

– После твоей смерти настанет и их черед! – прорычал он. – Не сомневайся в этом! Ждать осталось недолго!

Он протянул руки к Ланиусу, ногти на его пальцах загнулись, подобно когтям. Хищные руки вытягивались, неумолимо приближаясь, и Ланиус повернулся, чтобы убежать. Но, как обычно происходит во сне, он отчетливо осознавал, что бежит слишком медленно.