Многообещающее Рождество - Хелен Брукс

Затем у отца случился обширный инфаркт, за которым последовало известие, что в результате неудачной биржевой игры он оставил вдову почти без копейки. В это же время брат Кей, имея на руках жену, которая ожидала второго ребенка, потерял работу.

Услышав, что хлопнула парадная дверь, Кей подняла голову. Сосед привез близнецов из школы: они по очереди развозили детей по домам.

— Мамочка!

Дверь распахнулась, и в кухню влетели две маленькие рыжеволосые девочки. Кей приготовилась к атаке их ручек и ножек. В дочерях заключалась вся ее жизнь, они были ее дыханием, смыслом жизни. Они помогли ей выжить в самое тяжелое время. Рождение двух малюток наполнило Кей радостным изумлением: эти крошки принадлежат ей. Только ей.

— Мамочка, сегодня я получила золотую звездочку, потому что, когда нам читали сказки, я сидела тихо, как мышка!

— А мисс Хенсон повесила мой рисунок на стену! На нем ты, мамочка, и бабуля.

— Рисунок — это не так хорошо, как звездочка, правда, мамочка?

— Нет, хорошо! Даже лучше. Правда, мамочка?

Джорджия и Эмили вскарабкались к ней на колени и пытались устроиться удобнее, едва не задушив ее в борьбе за лучшее место.

Кей спас телефонный звонок. Линора подняла трубку и тихо прошептала:

— Кей, это он! Тот мистер Грэй, о котором ты говорила.

— Что?!

Мать прикрыла трубку рукой, потому что голос у Кей стал вдруг неприлично пронзительным.

Линора замахала рукой, прижимая трубку к груди.

— Тише, он услышит тебя!

— Откуда ты знаешь, что это он? — прошептала Кей, глядя на телефон.

— Он назвал себя. Не знаешь же ты еще одного Митчелла Грэя?

Как он узнал номер ее домашнего телефона? На карточке был только телефон офиса. Кей с опаской взяла трубку.

— Алло! Это Кей Шервуд.

— Добрый вечер, миссис Шервуд. — Низкий голос был похож на мягкий бархат, скрывавший обоюдоострый меч. — Надеюсь, мой звонок не причинил вам беспокойства. Я звонил по номеру, который вы мне дали, но некий мистер Браун — кажется, ваш брат? — сказал, что в это время дня я смогу застать вас дома.

Браво, Питер, большое спасибо. Кей попыталась придать голосу оживление.

— Никакого беспокойства, мистер Грэй. Чем могу помочь?

После очень короткой паузы неотразимый голос произнес:

— Мне бы хотелось знать, свободны ли вы завтра вечером?

Никогда в жизни Кей сильнее не удивлялась.

Мысли беспорядочно замелькали в голове. Он приглашает ее на свидание? Этого не может быть! Нет, вероятно, он имеет в виду какую-то работу. Возможно, вечернюю доставку? Очень может быть.

Но его следующие слова вывели ее из заблуждения.

— У меня билеты в театр, и я подумал, что сначала мы могли бы поужинать где-нибудь. Вы согласны?

«Скажи что-нибудь, — приказала себе Кей. — Что угодно. Кроме «да»». Она облизнула губы.

— Извините, мистер Грэй, но завтра вечером я занята, — вежливо солгала она.

— Как-нибудь на следующей неделе?

Кей в растерянности посмотрела на три сгорающих от любопытства лица за кухонным столом и, видя, что помощи от них не дождешься, осторожно сказала:

— Извините, но сейчас у нас очень напряженное время и каждый работник на счету.

— У вас нет времени, чтобы поесть? — спокойно спросил он. — А как насчет обеда? И, прежде чем вы опять скажете «извините», возможно, мне следует упомянуть, что я надеюсь обсудить с вами некое деловое предложение.

Итак, это не свидание! Кей почувствовала такое облегчение, что даже не заметила, как изменился ее голос.

— Деловое предложение? Ну, конечно, мистер Грэй! — радостно воскликнула она. — Скажем, в понедельник?

— Хорошо, — сухо согласился он. — Я зайду к вам в офис в час. До свидания, миссис Шервуд.

И только когда Митчелл Грэй положил трубку, ей пришло в голову, что обсуждение делового предложения обычно не сопровождается приглашением отужинать и сходить в театр.

В понедельник утром Кей по крайней мере раз сто поднимала трубку, чтобы позвонить Митчеллу Грэю и отказаться от обеда. Весь конец недели прошел в мыслях о предстоящей встрече. Она вспоминала их разговор и говорила себе, что предложенная встреча должна — должна — быть деловой. Но потом Кей слышался голос Митчелла Грэя, приглашавшего ее в театр, и она чувствовала, что начинает паниковать.

Кей позвонила Питеру, но от брата было мало пользы.

— Почему я назвал ему номер твоего домашнего телефона? А что, это секрет?

После допроса, продолжавшегося несколько минут, терпение у Питера лопнуло.

— Что значит, «какой у него был тон»? — раздраженно осведомился он. — Дурацкий вопрос! Я сказал тебе: он позвонил и хотел с тобой поговорить; упомянул, что вы разговаривали днем и что ему нужно кое-что обсудить. Я сообщил, что тебя нет, и он поинтересовался, есть ли номер, по которому с тобой можно связаться. Я ответил, что есть. Все.

Кей пересмотрела свое решение подарить брату на Рождество музыкальный центр, хватит с него и пары носков.

— Я не хочу встречаться с ним, — заявила она.

— Ну и не встречайся, — откликнулся Питер с поистине братским сочувствием.

Она бросила трубку и сообщила близнецам, что их дядя — самый несносный человек на свете. Потом они отправились в школу на осенний праздник, и там все мысли о Митчелле Грэе на время вылетели у нее из головы.

Разговор с Питером всплыл в памяти Кей в понедельник, когда она нервно поглядывала на часы, сидя в своем маленьком офисе, который они снимали на первом этаже большого дома. Еще десять минут. Она зажмурилась на секунду, потом открыла глаза. Питер и Том развозили заказы, и поговорить, чтобы отвлечься от мыслей о предстоящем свидании, не с кем. Конечно, можно зайти и поболтать с часовщиком или бухгалтером — их офисы тоже на первом этаже, но тогда некому будет поднять трубку, а это явное проявление слабости.

Кей посмотрела на свой легкий жакет и короткую юбку из голубого переливчатого шелка, купленные на свадьбу двоюродной сестры. В последнее время она почти не тратилась на приличную одежду — не успеешь глазом моргнуть, как туфли близнецам уже малы, и всегда находится тысяча вещей, которые нужно купить, прежде чем позволить себе что-то.

В сотый раз с момента прихода в офис Кей выдвинула нижний ящик стола и вынула зеркальце.

На нее тревожно смотрели большие карие глаза под тонкими прямыми бровями. Единственное, что она позволила себе, — нанести тушь на ресницы. Ей пришлось пригладить несколько завитков, выбившихся из слабо завязанного на макушке конского хвоста — обманчиво простой прически, на которую утром ушел целый час.