Узы одержимости - Тата Кит

Наутро следующего дня моя случайная подруга и её муж посоветовали мне ехать в село, где её мама Альбина Борисовна сдаёт дом, что достался ей от брата.

Я поняла, что уехать подальше от города, подальше от большого скопления людей и подальше от обилия черных внедорожников, встречая которые на улице, я каждый раз искала укрытия или пряталась за спинами прохожих — было отличным решением, о котором я, почти за полтора года, ни разу не пожалела.

И сейчас, сидя на кухне небольшого частного съемного домика и, наблюдая за тем, как моя дочь неумело, но очень настойчиво пытается есть самостоятельно кашу, я понимаю, что всё сделала правильно. Пусть даже в груди до сих пор живёт страх, но теперь он имеет совсем иной характер.

Каждый раз, стоит мне услышать стук в дверь, невольно вздрагиваю и ищу глазами нож или любое другое средство для самообороны. И хоть со временем страх того, что за мной могут прийти призраки из прошлого, притупился, я всё равно внутри становлюсь подобно сжатой пружине, готовящейся резко выпрямиться, чтобы защитить единственного дорого человека — дочь.

Стук в дверь повторился и раздался знакомый голос хозяйки дома:

— Даша, вы чего там? Проспали с Полиной, чтоль? — спросила Альбина Борисовна с весельем в голосе. Эта милая женщина сразу расположила меня к себе, подкупив искренней добротой и простодушием.

— Нет, Альбина Борисовна, мы долго просыпались, — прокричала я, пока быстрыми шагами подходила к двери. Открыв её, сразу встретилась взглядом с излучающими доброту голубыми глазами женщина. — Здравствуйте! Вы сегодня чуть раньше, чем обычно. Что-то случилось?

— Нет, Дашенька, — улыбнулась мне она и переступила порог дома. — Рано сегодня проснулась, что-то. Всё переделала и заскучала, так что Полиночку сегодня могу пораньше забрать.

— Спасибо вам, Альбина Борисовна. И, пока я не ушла на работу… — сказал я ей и достала из верхнего ящика комода в прихожей небольшую металлическую шкатулку, из которой отсчитала нужную сумму за аренду этого дома. — Вот, держите.

— Да не возьму я с тебя ничего, — запротестовала женщина и, оттолкнув мою руку, прошла в дом, где навстречу ей выбежала Пося. — Лапушке нашей на конфетки оставь.

— Но вы уже три месяца не берете с меня плату за дом, — настаивала я, снова протянув ей деньги, которые она опять проигнорировала. — Мне уже неудобно. Возьмите, пожалуйста.

— Сказала не возьму — значит, не возьму! Давай, лучше Полиночку одевай, а то я курочек ещё не кормила. Специально без неё не стала.

— Раз не берете деньги, я найду другой способ оплаты за аренду дома, — шутливо пригрозила ей пальцем, на что женщина лишь закатила глаза.

— Иди уже на работу и не порти нам нервы, — улыбнулась она и поцеловала мою дочку в щечку.

— Ладно, бегу, — капитулировала я и тоже поцеловала Посю в щечку, слегка приобняв. Много нежностей она не любила, поэтому всю свою любовь приходилось выдавать ей маленькими порциями, пока она не начинала нервничать и хмурить маленькие бровки над серыми глазками. — Ключ вы знаете где. Всё, я ушла.

К счастью, работа находилась всего в пятистах метрах от дома, что несколько успокаивало моё внутренне напряжение тем, что я в любой момент могла отлучиться домой и проверить всё ли хорошо с дочкой.

— Здравствуйте, Дарья Михайловна! — крикнул мне один из учеников, когда я переступила порог средней общеобразовательной школы, в которой являлась учительницей начальных классов.

Дарья Михайловна — имя, которое я вот уже два года повторяла себя как мантру, чтобы не забыть. Ведь, от ранее существовавшей Цветковой Дарьи Андреевны осталось только имя и больше ничего. Словно и не было той девушки с горящими глазами и верой в лучшее будущее.

Теперь существует только Громова Дарья Михайловна, но даже это имя мне было дано не мной.

«2 года назад»

В пять утра обслуживающий персонал придорожного круглосуточного кафе брезгливо смотрел в мою сторону, пока я взглядом искала, где у них находится туалет.

Ещё бы они не обратили внимание на девушку в подранных мужских вещах и мокрых домашних тапочках не по размеру, что я чудом не потеряла, пока бежала по этому чертову лесу. Всем своим видом я, должно быть, напоминала пугало или же психически больную, что сбежала из психбольницы, прихватив с собой небольшую спортивную сумку.

Одна из официанток почти любезно указала мне на дверь, ведущую в женский туалет.

Войдя в уборную, взглянула на себя в зеркало и ужаснулась увиденному: огромные карие глаза были полны слёз и страха; лицо было поцарапано ветками в нескольких местах и из образовавшихся ран сочилась кровь; футболка Артура была порвана и обнажала участки тела, которые тоже были поцарапаны. Единственной целой вещью осталась его кожаная куртка, что грела меня этой ночью под проливным дождем.

Бурлящий в крови адреналин, от чувства страха перед возможным преследованием, позволял мне не чувствовать боли. По большому счёту, я не чувствовала ничего, кроме ужаса и усталости. Я всю ночь брела по лесу, боясь выйти на дорогу, где меня, могли поджидать люди Коновалова, если тот, конечно, вообще остался жив.

Если в том особняке хоть кто-то остался жив…

Мне казалось, что я до сих пор слышала непрекращающуюся стрельбу, которую сменяли раскаты грома. Я бежала, боясь оглянуться хотя бы на секунду. Я бежала до тех пор, пока меня не перестали слушаться ноги, а дыхание не переросло в хрип.

Затем наступила оглушительная тишина, которую через некоторое время разрезал рёв сирен скорой помощи.

Я хотела вернуться… Очень хотела вернуться к НЕМУ, чтобы просто убедиться в том, что ОН жив. Ранен, но жив…

Но мне дали шанс уйти и, возможно, второго такого шанса не предоставят, поэтому единственным существующим для меня выходом — оставалось бежать как можно дальше и быстрее.

Снова взглянула на себя в зеркало. Собрала волосы в небрежный пучок на макушке, умыла лицо от следов крови и грязи, стараясь не шипеть от возникающей боли при каждом прикосновении к ранам. Скинула куртку, сняла футболку и снова её надела, но уже спинкой вперед, так как та было целой и чистой. Надела обратно куртку и взглянула на маленькую спортивную сумку, что несла с собой по этому чертову лесу так, словно она представляла какую-то ценность.

Первым импульсивным желанием было — оставить её здесь и плевать, что с ней дальше будет, но затем я вспомнила о том, что в ней помимо денег ещё находились и мои документы, без которых я, в общем-то, никто.

Схватила сумку и подальше от возможных любопытных глаз зашла с ней в кабинку туалета и закрылась. Опустив крышку унитаза, села на неё сверху и положила сумку на колени. Нерешительно расстегнула её и удивилась тому количеству пачек с пятитысячными купюрами, что лежали в ней. Этих денег, должно быть, хватило бы на то, чтобы выкупить всё это кафе вместе с персоналом.