Джип из тыквы - Елена Логунова

Я справлюсь, я со всем справлюсь.

На стадии компота я отваживаюсь приоткрыть один глаз и посмотреть на свою кормилицу.

Ничего особенного. Женщина как женщина, таких на планете Земля миллиарды. Не молода и не особенно красива, но никакими цветными огнями не светится, отчего мне сразу же хочется ее признательно расцеловать.

– Спасибо вам огромное! – с благодарностью шепчу я.

– Кушай, детка, на здоровье, – бормочет неиллюминированная нянечка, собирая на поднос пустую посуду.

Я снова закрываю глаза, обессиленно откидываюсь на подушку, намереваясь поспать, и вместо «раз овца, два овца, три овца» мысленно повторяю: «Все хорошо, все будет хорошо, у меня все будет хорошо…»

Мой внутренний голос недоверчиво хмыкает, но я предпочитаю его игнорировать. Пораженческие настроения – это совсем не то, что мне поможет.

Или все-таки позвать окулиста еще раз?

Три недели спустя я уже не сомневаюсь в том, что амнезия – не единственная проблема с моей головой, но по-прежнему храню это открытие в тайне от мира.

Я просто не знаю, кому бы я могла это рассказать? Не докторам, это точно, и не Максу. Я не настолько сумасшедшая, чтобы оттолкнуть единственного человека, который был со мной в прошлой жизни и все еще остается в нынешней.

Конечно, если бы меня навестили Бэтмен, Айронмэн и Человек-паук, я бы не стала таиться и прямо сказала им: «Ребята, в вашем полку прибыло!» И тогда они взяли бы меня с собой, и я бы стала служить человечеству и носила бы на службе экстравагантные эластичные костюмы, а в частной жизни была бы кроткой тихоней, коротающей вечера за вязанием теплых шерстяных набрюшников для ручных черепашек-ниндзя…

– Машенька, вы меня слушаете? – скрипучим лобзиком врезается в мои мысли голос Галины Трофимовны, с которой я делю столик за завтраком.

– Конечно, слушаю, – отвечаю я и в доказательство уверенно цитирую:

– А вы ему сказали…

Галина Трофимовна бесконечно рассказывает эпическую историю своей долгой и трудной семейной жизни. Повествование строится в виде пересказа диалога с мужем: «А я ему сказала, а он мне сказал, и тогда я ему сказала…»

– А я ему тогда сказала: «Виктор Андреич, тебе же нельзя сладкое, съешь лучше листик салата!» – подхватывает успокоенная Галина Трофимовна.

Я смотрю на нее с легкой завистью. Это же надо, прожить в браке почти пятьдесят лет и помнить каждую пикировку в мельчайших подробностях!

Мне бы такую память.

Мне бы хоть двадцать процентов такой памяти!

Я по-прежнему ничего не помню о своем прошлом.

Зато мне, кажется, удалось разобраться в моей нынешней проблеме с глазами. Я сделала это совершенно самостоятельно, без помощи окулиста и психиатра, так что теорию объяснить не могу, но практическую сторону осваиваю все лучше.

Понимаю, это нескромно, но, сдается мне, я действительно супергерой.

Такой вот фокус!

Я вижу мир, вернее, человечество, в ярком свете – это буквально. Что сие за чертовщина, мне все еще непонятно, но явно не сон, потому что я щипала себя, щипала, из-за чего обзавелась дополнительными – не от капельницы и уколов – синяками, но до сих пор не проснулась.

Итак, рассказываю.

Началось это через пару дней после того, как доктора вывели меня из комы, в которой держали все то время, пока проделывали очень, как говорят, болезненные процедуры с моей рукой и с бедром. Этого я тоже не помню.

Я открыла глаза и увидела перед собой размытое розовое пятно, похожее на воздушный шарик. Сфокусировала взгляд – и словно проскочила внутрь розового шара, оказавшегося человеческой головой.

Щелк! И будто канал на телике сменился.

Увидев перед собой худосочное чудище в бинтах и гипсе, я почувствовала отвращение с легкой примесью страха, брезгливую жалость и чувство вины.

От неожиданности – не ждала я такого кино! – я заморгала и тут же снова оказалась в своем собственном теле. Действительно, очень неприглядном, так что не стоило обижаться, но я все-таки расстроилась и даже расплакалась.

А у моей кровати, нерешительно переминаясь, стоял Макс. Розоволицый и расстроенный.

Сегодня я уже не реву. Если честно, занимательные эксперименты со зрением отвлекли меня от скорбных мыслей о том, как много я потеряла, утратив память. Я взяла себя в руки и за те недели, что прошли с момента моего пробуждения на больничной койке, во всех смыслах далеко ушла.

Во-первых, я накопила кое-какие свеженькие воспоминания, так что уже не чувствую себя ноликом без палочки.

Кстати, как раз палочка у меня теперь есть, даже две палочки – это прекрасные костыли, которые я уже дерзаю иногда заменять ходунками. Еще чуть-чуть, шутит очень довольный моими успехами Иван Антонович, и я покину клинику на своих ногах, а не ногами вперед, как ему представлялось вначале.

Во-вторых, я обнаружила, что могу смотреть и видеть совершенно нормально, как все, а могу – иногда – ненормально, причем аномалия эта имеет варианты.

Вариант А: я влетаю в чужую голову и глазами другого человека выхватываю картинку, сопровождающуюся не звуком, как в фильме, а чувствами, которые испытывает этот самый человек.

Вариант Б: я остаюсь на месте и пользуюсь своими собственными органами зрения, но вижу перед собой не людей, а натуральных светящихся монстриков. Зелененькая медсестрица – это еще что, один дедуля в коридоре был лиловым с черными кляксами!

Я знаю, что науке известно около восьми сотен видов светящихся живых существ, и большинство из них обитает в море. Это бактерии, водоросли, моллюски, ракообразные, рыбы – короче, совсем не тот народ, что окружает меня в больнице. На суше, правда, тоже есть светящиеся грибы, черви, улитки, многоножки и насекомые, но людям биолюминесценция не свойственна.

Значит, то, что вижу я (и чего не видят другие) – это вовсе не биолюминесценция.

А что же?

В больнице скучно, и, пока врачи стараются поставить меня на ноги, я развлекаюсь разглядыванием цветных человечков.

Вот взять хотя бы мою сотрапезницу Галину Трофимовну, бывшую учительницу начальной школы, а ныне пенсионерку. Рассказывая о своей трудовой жизни, милейшая, но весьма приземленная женщина, которую все же сложно заподозрить в родстве со светлячками и морскими медузами, ровно светится бледно-сиреневым. По-моему, она находится во власти ностальгии.

А вот та же самая Галина Трофимовна рассказывает о своих уютных домашних ссорах с супругом и при этом светится розовым с белыми прожилками, как, извините, свежее свиное сало.

Я все более привычно анализирую чувства собеседницы: ну-ка, что это у нас? Ага, похоже, тоска и нежность с примесью материнского беспокойства.

Нет, нет, я не анализирую, это неправильное слово. Я разделяю эмоции Галины Трофимовны, принимаю их и именно поэтому хорошо понимаю.