Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе - Дорис Лессинг

— В Агре ты был генералом, — тихо произнес Гриот.

— Да, был. И я помню тебя. Но я больше не хочу воевать.

Данна не покидало ощущение, что пара зеленоватых глаз постоянно оценивает его, изучает со всей возможной тщательностью. Гриоту не нужно было говорить вслух, что он не верит Данну.

— Это правда, Гриот.

Все-таки до чего странно, что люди вновь и вновь ожидают, чтобы он занял некое место в их воображении, чтобы он соответствовал их мечтам.

И Данн сказал:

— Гриот, когда мы с Маарой пришли сюда, то нашли здесь двух полубезумных стариков, которые хотели, чтобы мы начали новую династию махонди. Они называли нас принцем и принцессой. Они видели в нас пару для дальнейшего воспроизводства. Они видели в нас создателей новой армии.

Глаза Гриота ни на миг не оставляли лица Данна: он искал в нем то, что оставалось невысказанным.

— Это правда, — повторил Данн. — Да, я был генералом, и, признаюсь, судя по всему, у меня это получалось. Но я видел слишком много смертей.

— Почему те старики хотели, чтобы ты создал новую армию? Зачем?

— Ох, да они были не в своем уме. Хотели завоевать весь мир. Покорить всю Тундру… в общем, кто их разберет.

Гриот возразил:

— В мире всегда будут убивать. И люди всегда будут убегать от войн. И войны будут сменять одна другую.

Данн ничего не сказал на это, и Гриот спросил (чувствовалось, что для него это очень важно):

— Тогда… что ты сам хочешь делать… генерал?

— Не знаю, — ответил Данн. — Правда не знаю.

Гриот промолчал на это. Он выслушал все, что сказал Данн, однако сделал из этого совсем не те выводы, на которые тот рассчитывал. Наконец Гриот сказал:

— Отлично. Я буду по мере своих сил помогать беженцам. Среди них есть и хорошие люди. Иногда я смогу чему-то и сам от них научиться. И еще я организую поставки провизии. Внизу, в Нижнем море, прекрасно ловится рыба, и это не безвкусная рыба здешних болот. Также я раздобуду семян, которые видел тут в воде. И мы станем разводить болотных свиней.

Данн понимал, что Гриот берет на себя выполнение тех задач, заниматься которыми, по идее, должен был он сам.

— Спасибо, Гриот, — проговорил он. Гриот отсалютовал ему и ушел.

Этот салют… он определенно не понравился Данну. Он словно бы скреплял между ними некий контракт, столь необходимый Гриоту.

Тот памятный разговор двух молодых людей состоялся несколько недель назад.

После этого Данн старался не встречаться с Гриотом и даже не обращал внимания на то, что тот делал.

В тот день, когда он заметил на кустах шерсть животного, Данн, вытянувшись на своем излюбленном каменистом выступе на обрыве, думал о ферме и о Кайре, которая ждала ребенка. Его ребенка. Он уже должен был скоро родиться. И ребенок Маары тоже. Забавно, что Гриот не ожидал его возвращения на ферму, но все же оставался там достаточно долго, дабы понять, что происходит и кто кому принадлежит. (До сих пор в голове не укладывается: Маара принадлежит Шабису. И поэтому Данн не вернулся.) Данн думал о Кайре, и эти мысли причиняли ему боль. Как же он любит ее — и как ненавидит! Любит? Он любит Маару, и, значит, использовать то же самое слово по отношению к Кайре нельзя. Он был заворожен Кайрой. Ее голосом, тем, как она двигается, ее медленной, ленивой, соблазнительной походкой… но быть с ней означало терпеть унижение. Он вспомнил о том, как в ночь его ухода Кайра вытянула обнаженную ногу (она вся была практически обнажена) и произнесла своим сладким певучим голосом: «Иди ко мне, Данн». Они тогда поссорились. Они постоянно ссорились. Он стоял немного в стороне и смотрел на нее, желая исполнить все, что она ни пожелает, то есть опуститься на четвереньки и подползти к ней. Кайра полулежала, откинувшись на спину, и вытягивала к нему голую ногу. Она была беременна, но срок был совсем маленький, живот еще но округлился. Она хотела, чтобы любовник облизал ее ногу. И Данн тоже всем сердцем хотел этого, мечтал об этом, он стремился отдать ей всего себя и прекратить вечные ссоры. Но сделать этого не мог. Кайра улыбалась ему, улыбалась той самой коварной улыбкой, которая обжигала его, как удар хлыста, и шевелила пальчиками на ноге, говоря: «Иди ко мне, Данн». И он развернулся и выбежал прочь. Подхватил по пути кое-какую одежду, что-то из самого необходимого, и покинул ферму. С Маарой он не попрощался, потому что это было выше его сил.

Данн лежал на краю обрыва, размышлял и все больше склонялся к тому, что настало время покинуть и Центр. Он не находит себе тут места. Ну да, ведь всю свою жизнь он провел на ногах, в пути, шагая из одного места в другое. Ему необходимо двигаться. Но уйти отсюда, уйти из Центра означало бы уйти еще дальше от Маары. Пока он в Центре, их разделяет всего несколько дней пути. Она живет на берегу Западного моря, на которое он смотрит часами из своего укромного уголка, наблюдает за тем, как оно разбивается о скалы и превращается в пену, падая в Нижнее море. Волны, которые у него на глазах рассыпаются в брызги, совсем недавно лизали побережье возле фермы. Однако он должен идти. Он говорил себе, что это все из-за Гриота, который постоянно шпионит за ним, а теперь и здесь какое-то животное выследило его укрытие. Данн потянулся и перегнулся через край каменной полки, чтобы посмотреть, не видать ли где-нибудь того зверя, не ищет ли он очередную порцию рыбы, пойманной Данном? Ему показалось, что он видит что-то белое и большое, однако до воды было слишком далеко, чтобы сказать наверняка. А если это животное выслеживает Данна, то оно тоже постарается спрятаться. От этой мысли Данну стало неуютно. Да, он должен идти, он должен двигаться, ему придется оставить Маару.

— О, Маара, — прошептал он и затем выкрикнул ее имя в грохочущую воду.

В бурной воде Данну привиделось ее лицо. Над водопадом раскинулась яркая радуга, и ее осколки разлетались в стороны на клочьях пены. Все вокруг было полно светом и шумом — и Маарой.

На Данна навалилась такая тоска, что под ее тяжестью он чуть было не скатился с выступа вниз. Чуть было не захотел упасть.

Если он уйдет, то оставит и Кайру, так? Однако он почти не вспоминал о ней и о ее ребенке. О своем ребенке. А ведь она сперва даже не захотела сказать ему, что беременна. «Даже если бы я стал хорошим отцом и все время был поблизости, к ребенку меня все равно не подпустили бы. — Так он оправдывал себя. — И кроме того, я знаю, что Маара проследит, чтобы о моем ребенке заботились, и на ферме ведь остались и Шабис, и Лета, и Донна, а теперь, должно быть, туда пришли новые люди». Данну было неприятно даже в мыслях называть ребенка своим, хотя факт оставался фактом. Между ним и еще не родившимся ребенком словно барьер стояла Кайра.

Данн стоял на самом кончике каменного выступа и вызывал на спор ветер: эй, сбросишь ты меня или нет? Его туника наполнилась ветром, штанины бились о ноги: одежда призывала его упасть, полететь, и он чувствовал, как ветер тянет и поднимает его тело. Данн стоял там, прямой и неподвижный, и не падал. В конце концов он ушел со скалы и вернулся в Центр. Там он навестил старуху, она накинулась на юношу с руганью, к которой подключилась и служанка. В дурно пахнущей каморке две старые полоумные женщины вовсю проклинали Данна.