Любовь и золото - Игорь Зарубин

В гимназии Никита учился неважно, больше любил гулять в компании окрестных ребятишек по окраинам, купаться в речке, запускать змеев и гонять голубей, чем сидеть в душных классах на уроках древнегреческого или геометрии. При всяком удобном случае он сбегал из гимназии. Учителя смотрели на это сквозь пальцы, ведь Степан Афанасьевич пожертвовал в прошлом году крупную сумму на нужды городского просвещения.

Однако, со временем все тайное становится явным, и отец, узнав о том, что Никита отлынивает от занятий, устроил ему такую выволочку, что он стал впредь остерегаться подобных проделок. Однако был один предмет, уроки которого Никита посещал исправно и безо всякой лени. Им была история. Ничто так не будоражило воображение юного купеческого отпрыска, как рассказы о героях былых времен, о великих воинах и полководцах, о путешественниках, открывающих острова и целые континенты, где золото и алмазы валялись прямо под ногами диких аборигенов.

Со временем маленький провинциальный городок стал тяготить Никиту. Душа его требовала простора, ему хотелось путешествовать, переживать приключения… А за окном, у обшарпанного забора напротив, гуляли куры и утки, на углу мирно спал толстый городовой, а в воздухе не пахло не только опасными приключениями, но и мало-мальски значительными событиями.

Можно представить себе его радость, когда после торжественного обеда, посвященного окончанию гимназии, отец объявил о своем намерении послать Никиту в Санкт-Петербург учиться. Конечно, Степан Афанасьевич имел в виду, что сын в будущем будет полезен семейному предприятию.

— Никого у нас, Никита, — говорил он, — в семье законников нет — ну, чтобы в уложениях разбирался. Приходится адвокатов нанимать, а те только и знают, что деньги тянуть, а толку от них ни на грош. От этого, иной раз, и теряем немало. Так что поезжай, сынок, в университет на юридический факультет.

Перспектива вернуться после окончания в эту глухомань и всю последующую жизнь обвинять поставщиков товара в пропаже каких-нибудь тюков с пряжей или мешков с мукой не очень-то улыбалась Никите, и он попробовал возразить:

— Вообще-то я, папенька, больше хотел на исторический…

Степан Афанасьевич хлопнул ладонью по столу.

— Вздор! Чтобы потом перебиваться на тысячу рублей жалованья в год? Какая мне польза от сына, который только и знает, что Фарсальская битва была в таком-то году да что императоров в Риме было столько-то? Так я это все могу в книжке прочитать, если мне понадобится. Не-ет, сынок. Профессия должна быть нужная и полезная. И для тебя, и для родителей. Я в прошлом году двадцать тысяч на стряпчих потратил! Разве ж это дело? В общем, решено — поступаешь на юридический. А жить будешь у моей сестры двоюродной, Марии Федоровны. На углу Литейного и Невского. Письмо я ей уже написал.

Никите, конечно же, ничего не оставалось, как покориться. И уже через четыре дня он ехал в небольшом тарантасе по дороге на Москву, где должен был пересесть в поезд, который доставит его в Санкт-Петербург. В кармане у него лежало несколько рекомендательных писем, в подкладке нижней рубахи были аккуратно зашиты руками заботливой матери двести рублей, выданных Степаном Афанасьевичем на первое время, а в голове роились обрывочные, фантастические и восхитительные планы будущей жизни в северной столице.

Возле монастыря он приподнялся на сидении и оглянулся.

Нет, он никогда сюда не вернется, в этот Богом забытый городок. Даже если ему будет очень трудно, он не поедет сюда спасаться. Даром что городок называется Спасск.

Кротов сунул руку в карман плаща, позабыв, что успокоительное кончилось прошлым вечером.

В ушах все еще отзывался гулким эхом страшный вой.

«Как же ей сейчас больно…» — подумал Сергей.

Уже совсем рассвело. Вчерашний дождь сменился снегом. Первым снегом. Белые крохи падали на мокрую землю, растворяясь в лужах.

— Дядь Сереж, можно с вами посидеть?

Кротов поднял глаза. Перед ним стоял Рома Наливайко, белобрысый и смекалистый мальчишка лет двенадцати. Его тоненькие ножки были обтянуты девчоночьими шерстяными колготами, порванные летние сандалии скреплялись на щиколотках веревочками, облезлый ватник натянут на майку.

«Господи, как же так можно? — мысленно ужаснулся Сергей. — Пьете — и черт с вами! Но за ребенком-то надо следить! Холодрыга же…»

— Можно. — Кротов чуть подвинулся, хоть в этом и не было надобности. — Ты почему не в школе?

— Так праздник ведь, — удивленно улыбнулся Рома. — И вообще, каникулы начались.

Мальчишка неправильно выговаривал букву «л». Из его уст она вылетала забавным «уы».

— Праздник? — рассеянно переспросил Кротов, всматриваясь в колыхавшуюся белую занавесь, сплошь покрывавшую заветное окно на втором этаже. — Какой праздник?..

— Дядь Сереж, вы чо? — присвистнув, Рома покрутил указательным пальцем у виска. — Седьмое ноября, красный день календаря!

— Ах, да… — тяжело выдохнул Сергей. — Замотался, знаешь ли. Не сообразил сразу…

— Демонстрация будет — закачаетесь! — Мальчишка перочинным ножичком начал что-то усердно выцарапывать на деревянном сидении. — Я уже видел транспаранты. Красивые такие.

— Что ты делаешь?.. Зачем?.. — Кротов перехватил его руку. — Перестань сейчас же.

— Да ла-а-дно! — протянул Рома. — Это же ничейная скамейка.

— А если ничейная, значит, можно портить?

— Да не портил я… — Мальчишка спрятал ножик, наигранно потупил взор и, шмыгнув носом, жалобно произнес: — Дядь Сереж… Там это… Мороженое привезли. Магазин через пять минут откроется, а очередь уже…

— Дать тебе денежку? — догадался Кротов.

Рома стеснительно кивнул.

Держи. — Сергей вложил в крошечную детскую ладонь гривенник.

Мальчик как-то презрительно уставился на серебряную монетку.

— А пломбир двадцать стоит.

— Пломбир… Кротов покопался в кармане, извлек из него помятый рубль. — На! — И только после этого спохватился: — Куда тебе мороженое? Закоченеешь, ангину схватишь…

— Не-а, не схвачу! — Глаза Ромы радостно заблестели. — Спасибо, дядь Сереж! Я сдачу принесу! Обязательно принесу, вы только никуда не уходите!

И он вприпрыжку побежал за больничную ограду, хлюпая по лужам рваными сандалиями и напевая визгливым фальцетом: «Ты сегодня мне принес не букет из алых роз… Ты сегодня мне принес механический насос…»

— Сдачи не надо… — угрюмо проговорил Кротов, почему-то представив себя посетителем ресторана, в котором он был всего один раз в жизни…

…Город Спасск и городом-то нельзя было назвать. Скорее, поселок городского типа. Женская часть его немногочисленного населения трудилась на текстильной фабрике — областной гордости. Мужская — в автопарке да на химическом комбинате, испоганившем местную речку Савранку. Жилищный фонд — в основном наследие девятнадцатого века: покосившиеся, прогнившие одно-двухэтажные строения, с которыми соседствовали квадратики ухоженных огородов. Лишь на самых окраинах высились несколько уродливых «хрущевок» и велось строительство экспериментального дома улучшенной планировки.