Юрка - Леонард Пирагис

Перед самым лицом Юрки протянулся барочный шест, с плеском упавший в воду.

Увлеченный спасением, Юрка не заметил, что его вместе с утопленником волной прибило к барже. Только почувствовав вдруг, что сильная струя тянет его под судно, мальчик осознал всю опасность положения.

Сначала он попытался схватиться свободной рукой за обшивку баржи, но рука скользнула по мокрым, усеянным слизняками доскам, и Юрку только глубже втянуло в опасную полосу. Тогда сильным взмахом он вздумал освободиться от опасности, но тщетно: утопленник своей тяжестью мешал ему.

– Федька, спусти шест! – крикнул он приятелю, отчаянно сопротивляясь течению. – Скорее только!..

Федька понял опасность, грозившую другу, и помчался за помощью.

Юрка слабел… Все ближе и ближе подтягивало его к корме судна, несмотря на отчаянное сопротивление… Он понял, что погибнет, если не подоспеет помощь.

На минуту мелькнуло в голове бросить мальчика, связавшего руки, но Юрка сразу же отверг эту мысль…

Их совсем подтянуло под баржу. Еще мгновение – и оба скрылись бы под ее широким дном, но тут перед самым лицом Юрки протянулся ба́рочный шест, с плеском упавший в воду. Юрка ухватился за него рукой.

– Отведи за руль! – крикнул он Федьке.

Тот, собрав все силы, исполнил просьбу, и через минуту Юрка со спасенным мальчиком на руках выходил по мощенному булыжником дну канала на берег.

– Хо-хо! – скользя по обросшим мелкой водорослью камням, отдыхивался он. – Ты-то, поди, того…

Последнее замечание относилось к спасенному, безжизненно повисшему на его руках. Мальчик был без чувств. Бледное, как снежинка, худощавое личико с перепутавшимися каштановыми волосами, такое нежное и хрупкое на вид, как головка дорогой фарфоровой куколки, было похоже на лицо мертвеца… Вода ручьями стекала с намокшего платья, выливалась из ноздрей и рта.

– Подай-ка его сюда! Дай подсоблю! – подбежал на помощь Юрке какой-то таможенник. – Ишь, сердечный, обмер, – принимая утопленника добавил он. – А молодцом ты… Видел я… все видел, да не подоспел: далеко был… Молодчина!

– Молодчина! – усмехнулся Юрка. – Кабы не Федька, быть под баркой[5]…

Таможенник бережно вынес спасенного и, уложив его на тюк хлопка, подал свисток.

– Не утонул, Василий? – спросил Юрка, тревожно поглядывая на бледное лицо мальчика.

– Очнется! – уверенно сказал таможенник: – Это с перепугу больше. А ты поди, оденься. Господа сейчас придут, а ты голопупый ходишь!

И ласковым пинком он толкнул мальчика к барже.

– Те-то у элеватора еле пристали! Бегут сюда! – сообщил Федька, когда Юрка, поднявшись на баржу, принялся торопливо одеваться.

К тюку хлопка начал со всех сторон собираться народ. Рабочие и матросы с ближних судов, побросав работу, столпились возле утопленника, и на свисток спешил к месту происшествия городовой.

Прибыли и пассажиры с яхты. Один – высокий, красивый господин, весь в белом, а другой – в студенческой форме, растрепанный, без шапки. Оба были взволнованы до невозможности, с бледными, сведенными сильным потрясением лицами.

– Где, где он? – с сильной дрожью в голосе спрашивал высокий господин, протискиваясь сквозь толпу. – Пропустите скорее…

Толпа молча расступалась перед ним…

Бросившись к утопленнику, высокий господин принялся торопливо ощупывать мальчика, попутно срывая с него мокрое платье.

– Не извольте беспокоиться, – очнется! – успокаивал его таможенник. – С перепугу это, обморок… Мальчонка тот вовремя спас их-то…

Господин, казалось, не слышал его. Он припал ухом к груди утопленника, а рукой нащупывал пульс.

– Жив еще, жив! – с радостным вздохом прошептал он наконец, и слезы задрожали на ресницах. – Господа, ради Бога, позовите доктора!.. Виктор Петрович, родной, бегите!..

– Да, верно… Чего я стою! – засуетился студент.

– Только, Александр Львович, следовало бы перенести Сашу куда-нибудь… В более удобное место…

– Правда! Но куда же?

Александр Львович растерянно поглядел кругом…

– Это насчет дома, что ль, сударь? – вмешался в разговор таможенник. – Так ко мне их можно… Слава Богу, место найдется.

Предложение было принято. Кто-то отправился за носилками.

– Качать бы надо… Рогожину какую бы, – переминаясь с ноги на ногу, подал совет дюжий ломовик, но вопреки его ожиданиям совет был встречен со стороны господина в белом далеко не дружелюбно.

– Сам очнется… Не беспокойтесь, сударь, – продолжал успокаивать таможенник. – Слава Христу, знаем ведь!

И точно, мальчик слегка пошевелился.

Когда Юрка с Федькой прибыли к месту происшествия, утопленник уже очнулся.

Городовой разгонял толпу, но несмотря на свое усердие не успевал в этом: толпа прибывала, раздражая почтенного блюстителя порядка.

– Да расходитесь же, господа! Чего не видали? Проходите! Проходите! Да убирайтесь, дьяволы! – надрывался городовой, с каждой минутой раздражаясь все больше и больше. – Вы, стрекулисты, чего тут? Марш! И без вас тесно! – встретил он грозным окликом наших друзей. – Марш, бесенята! А не то… – и сильным толчком он отшвырнул в сторону сперва Юрку, а потом и его друга.

– Ишь, фараон!.. – прошипел, потирая бок, Федька.

– Селедка проклятая!.. – поддержал его Юрка.

Как спаситель, он чувствовал себя вправе присутствовать возле утопленника, однако по опыту зная, как небезопасно связываться с городовыми, решил уйти подобру-поздорову.

– Пойдем, Федька, – обидчиво сказал он другу: – Чего тут? Пойдем купаться лучше.

– Пойдем, – согласился Федька, и приятели зашагали ко взморью, изощряясь по дороге в придумывании самых обидных для городового слов и сравнений.

Едва успели они скрыться за тюками хлопка, как на месте происшествия уже хватились Юрки. Оправившись немного от потрясения, высокий господин выслушал из уст таможенника историю спасания и выразил желание видеть храброго мальчика.

– Да тут он был, – суетился таможенник. – Я его одеваться погнал. Негде ему деться… Тут он всегда путается.

– Бездомный, надо полагать, – вставил городовой, благоразумно умалчивая о причине исчезновения Юрки.

– Юрка-то? С домом он! – отозвался ломовик, тот, что предлагал «покачать» утопленника. – Как же! Я и тетку евойную знаю, – сирота он… Тетка-то вдова, а он при ней… Бедно живут, на нашем дворе.

Господин закутывал в это время в свое пальто полуочнувшегося мальчика.