Жар под кожей - Адалин Черно

— Да ни хера ты не ценишь, — пьяно произносит он. — Я всё для тебя, а ты… тьфу! Хочешь, я прямо сейчас прогоню их, а?

Внутри появляется порыв сказать: “Хочу”. Но потом я думаю о том, что в этом случае мне придется остаться с ним наедине и мне совсем неизвестно, что он решит предпринять. Вчерашние ссадины ноют до сих пор и новых поучений я не выдержу. А если он выйдет из себя, мне придется на какое-то время остаться дома и не ходить на работу. Этого же не простят мне. В этот момент я почему-то вспоминаю того парнишку, с которым столкнулась в коридоре. Он обещал быть на следующем занятии.

— Все в порядке, — поворачиваюсь к мужу и улыбаюсь. — Я просто устала, Ваня, иди к друзьям, я сейчас принесу нарезку и оливье накрошу. Да и картошка уже почти готова.

Он не заставляет себя ждать, лишь несколько минут оценивает меня, будто убеждаясь, что я говорю серьезно, а после разворачивается и уходит. Я же беру себя в руки и, взяв со стола тарелку с нарезкой, несу ее к мужчинам. В гостиной, где они разместились, уже царит запах выпитого алкоголя и развязности. Завидев меня, мужчины похабно улыбаются, а кто-то даже позволяет себе отвесить развязную шутку. Я лишь молчу, предоставляя право своей защиты мужу.

— Эй, парни, не забывайте, что это моя жена, — серьезно говорит он и все замолкают, хотя рассматривать не прекращают.

— Пусть сядет выпьет с нами, — произносит Лёня.

Он несколькими годами младше моего мужа и его слышно в компании больше всех. Он отвешивает шутки и развлекает компанию, и я почему-то не хочу садиться с ними.

— У меня много работы, — пытаюсь оправдаться.

— Сядь, — рявкает Ваня так громко и быстро, что я тут же сажусь на свободный стул и скрещиваю руки на коленях.

Передо мной ставят стакан с водкой, от одного вида которой я морщусь. Всё для меня, да? Горькие слова мужа тут же залезают в голову. Почему не купить мне вина тогда? Он же знает, что я не могу пить это.

— За мою жену, — Ваня поднимается на ноги и чуть пошатывается. — Стоя!

В этот момент мне становится жутко неудобно оттого, что посторонние мужчины пьют за меня стоя. И вообще вся ситуация складывается как-то странно.

— Пей, — произносит Ваня, когда замечает в моей руке стаканчик, который я так и не поднесла ко рту.

— Ты же знаешь, я не…

— Пей!

И я пью, стараясь не кривиться, хотя это очень сложно. Мужчины удовлетворительно похлопывают меня по спине и только после этого я могу уйти на кухню.

Хочу, чтобы все закончилось. Чтобы Ваня взял своих друзей и ушел вместе с ними, оставив меня одну. Я не хочу слушать их пьяный смех и разговоры, вовсе не предназначенные для моих ушей. И уйти я не могу: он не отпустит даже к соседке.

— Ну как ты тут? — Ваня заходит в кухню через полчаса. — Мы уже почти всё съели.

— Вот оливье, — киваю на большую миску. — Картошка тоже готова. Я принесу и… можно я не буду сидеть с вами? Мне нужно подготовиться на завтра.

— Тебе не нравится то, что я пригласил друзей? — голос Вани звучит искренне, и я даже хочу высказать ему всё, что думаю на самом деле. Сказать, что мне не то, чтобы не нравится, просто я не знаю никого из тех, кто пришел. И я не хочу сидеть с ними. Только что-то останавливает меня от этого. Я лишь мотаю головой и говорю:

— Всё в порядке. Я жутко устала.

— Накрывай и иди к себе.

Я киваю и делаю так, как он просит. При этом меня заставляют выпить еще рюмку водки. От нее мутит, но я упрямо не показываю этого и, улыбнувшись напоследок, скрываюсь в спальне. Поработать не получается, потому что чем дальше, тем развязнее себя ведут наши гости. Они кричат и смеются так, что мне кажется, стены шатаются. От выпитого алкоголя во рту неприятно сушит. Выходить, чтобы выпить воды, не хочу. Мало ли, заставят пить еще.

И только ближе к полуночи все уходят. Я слышу, как Ваня провожает гостей, а после возвращается в гостинную. Мне даже кажется, что я слышу, как он наливает себе стопку и выпивает ее. У меня паранойя, а еще я боюсь его и стараюсь притвориться спящей, когда он заходит в спальню. Муж останавливается в паре метров от меня. От него разит выпитым дешевым алкоголем и потом. Я выдаю себя тем, что дрожу, как осиновый лист. Ваня тянет ко мне руку и, обхватив ладонью плечо, вынуждает встать.

— Сука, — коротко бросает он и добавляет: — опозорила меня перед мужиками.

Муж обхватывает меня за бедро в том месте, где еще болит вчерашняя ссадина. Он больно разрывает на мне ночнушку и произносит:

— Рана еще свежая, а ты все бунтуешь, — кривится он. — Думаешь, мне нравится это? Нравится, блять?

Руслан

— Эй, Рус, ты где был? — спрашивает Костян, едва я вхожу в аудиторию на следующую пару. — Такое зрелище пропустил, закачаешься.

— И что же? — хмыкаю.

— Новую преподшу, — с восхищением произносит он. — Ты бы ее видел! Самый сок, а жопа какая…

— Я оценил, — киваю ему. — Столкнулись с ней у аудитории. Она так грациозно въехала в меня, что я не мог ее не заметить, правда, я думал, что это новенькая, а не препод.

— Заценил, да? Молодуха и сочная такая. Фигурка отпад.

— Ты это, — произношу, — не зарывался бы, Костя, она моя, ясно?

— Охренеть, Рус, ты всех девчонок забираешь себе. А потом, потом можно будет с ней поразвлекаться?

— Посмотрим, — пожимаю плечами.

Я привык делиться девчонками с парнями, но почему-то мысль о том, что преподша по философии будет принадлежать еще кому-то, мне неприятна. Не знаю, что в ней такого, но она меня явно зацепила.

— Нет, ты видел? Она охеренная. И штаны эти ее обтягивающие.

Я прислушиваюсь к разговору парней и почему-то он меня бесит. Хочется подойти и въехать каждому, кто говорит о ней все эти пошлости, но я сдерживаюсь. И хоть я всегда отличался крутым нравом, в этот раз почему-то не хочется лишних проблем. Да и воспитывать парней не за что, они правду говорят: преподша охрененная.

Ее скромный образ до сих пор стоит перед глазами: невинный и удивленный взгляд, когда она меня осматривала, хрупкая, статная фигурка с, как мне показалось, излишне худыми руками и плечами, и офигенной, да, задницей. Ее я заприметил позже, когда преподша развернулась и грациозно прошла мимо. Тем не менее, вся она казалась мне невероятно хрупкой и какой-то маленькой. Особенно, если сравнивать ее с моими ста восьмьюдесятью пятью сантиметрами. Она едва доходила мне до середины плеча, но это чертовски заводило.

В голове тут же мелькнули картинки того, как она будет смотреться в постели со мной, как будет стонать, приоткрывая свои пухлые губы и произносить ими мое имя.

— Жаров! — голос нашей преподавательницы по праву тут же донесся до меня.