Ящик Пандоры - Фридрих Незнанский

Зимарин поправил очки, помял крупную бородавку у носа, проверил, в порядке ли золотые звезды государственного советника юстиции второго класса в бархатных петличках мундира. Вообще-то Турецкому хотелось услышать, что думает главный законник Москвы об экстремальных факторах в работе следователя. Но тот не торопился с ответом на поставленный им самим вопрос. Лично для Турецкого — следователя экстремальный фактор решался просто: не мешайте работать. Но поскольку всякого рода собрания, наряду с экскурсиями и стоянием в очередях, входили в число самых ненавистных занятий, он тут же потерял нить зимаринского спича. К тому же кто-то кинул ему в колени сложенный в несколько раз кусок оберточной бумаги, развернув которой он увидел витиевато выполненные строчки с иллюстрациями но теме:

Нам нужен экстремальный фактор

Как жопе атомный реактор.

Турецкий не сомневался, что автор «этого шедевра — Генка Бабаянц. Такого рода развлечения во время собраний были давнишней традицией в прокуратуре, а Генка — неутомимым по этой части выдумщиком. Как всегда, сидел он в последнем ряду зала, а рядом с ним давились от смеха прокуратурские девицы. Турецкий хотел было состряпать что-нибудь подобное в ответ, но прокурор Москвы в этот момент наконец добрел до главного:

— ...Экстремальным фактором деятельности правоохранительных органов, да и всей политики перестройки в целом, товарищи, оказалось противодействие заинтересованных лиц. И мы должны с горечью признать, что организованная преступность, советская мафия вошла в двери наших партийных и советских организаций, наших предприятий и учреждений, затронула и наши ряды: тысячи работников органов государственной безопасности, милиции, прокуратуры и суда уличены в совместных с преступниками действиях...

Турецкий отыскал глазами своего бывшего начальника, Константина Дмитриевича Меркулова. Тот сидел в противоположном конце зала и, казалось, с величайшим вниманием слушал городского прокурора. Турецкий не был уверен, что правильно поступил, отказавшись перейти в прокуратуру РСФСР вместе с Меркуловым, второго Меркулова не было в целом свете. Но Турецкий терпеть не мог так называемые хозяйственные дела, которые бы ему пришлось вести в бригаде Меркулова,— его охватывала невыносимая тоска при виде сотен накладных, отгрузочных фактур, путевых листов и тому подобных отчетных документов. Меркулов уже второй год вел нескончаемое дело о коррупции и воровстве в министерстве торговли, начатое им еще в городской и продолжаемое в республиканской прокуратуре. Ему этот экстремальный фактор обошелся дорого: в прошлом году три месяца провалялся с инфарктом в Боткинской. Вернулся из больницы не похожий сам на себя: прежде открытый и доброжелательный, он стал малоразговорчивым и даже не всегда коммуникабельным.

Турецкий погрузился в размышления и не заметил, как совещание подошло к концу. С заключительным словом, как и положено, выступил докладчик, прокурор города Зимарин. Призвав присутствующих посвятить себя целиком делу перестройки и выхода страны из кризиса, он закрыл совещание. Зал был готов взорваться аплодисментами. И в этот почти незаметный момент паузы кто-то в заднем ряду душераздирающе чихнул. Залом овладело замешательство, послышался сдержанный смех. И тогда прокурор Москвы очень спокойно сказал:

— Будьте здоровы, товарищ Бабаянц.

Люди захлопали в ладоши, следуя примеру Зима-рина, и трудно было сказать, кого они приветствовали — то ли прокурора Москвы, то ли старшего следователя Галактиона Бабаянца...

* * *

Бабаянц повернулся к Турецкому, спросил, не понижая голоса:

— Ну, и как тебе.экстремальный фактор? Я и не знал, что наш городничий такой большой диссидент.

С подносами в руках, они самообслуживались в длинной очереди в кассу в столовой Мосгорпрокуратуры. В столовой было жарко, пахло кислым, да и мух могло быть поменьше. Проголодавшиеся во время затянувшейся речи прокурора Москвы поборники щита и меча толкались у раздаточной. Позади Турецкого старый криминалист Семен Семенович Моисеев объяснял секретарю следственной части Клаве новейшие способы определения фальшивых денег. Впереди Бабаянца следователь по особо важным делам Гарольд Чуркин никак не мог выбрать подходящий по внешнему виду винегрет, брал мисочку с подозрительной смесью, нюхал и тут же ставил ее обратно.

— Эй, Чайлд Гарольд, подсуетитесь, пожалуйста, ваша светлость, а то мы умрем голодной смертью! — крикнул ему Турецкий.

Чуркин оставил в покое винегреты и двинулся к кассе. Бабаянц поставил на поднос блюдечко с винегретом, тарелки с харчо и рубленым бифштексом, стакан морса. Турецкий решил повторить набор, но не тут-то было: харчо и бифштекс на нем закончились, оставшаяся порция винегрета имела несъедобный вид, а вместо морса теперь шел чай с лимоном.

— Я слышал, тебе передали мое дело — по Татьяне Бардиной.

— Да, Меркулов мне удружил, выделил его из общего дела славных мафиозников, где Бардин, кажется, играет не последнюю роль. Мне с беглого взгляда кажется, что и в этом деле он главный фигурант, если и не прямой убийца...

— Если хочешь, я введу тебя в курс,— перебил его Бабаянц серьезным голосом,— но вообще-то я веду одно вонючее дело...

Они подошли к кассе, где снова суетился Чуркин.

— ...ло почтовому ящику Сухова. Мне побыстрее надо с этим дерьмом разобраться.

Они расплатились, отыскали чудом оказавшийся свободным столик на двоих у самого выхода.

— Ну, про Сухова тебе неинтересно. А дело по факту смерти Татьяны Бардиной мне практически вести не дали, то одно дело подсовывали, то другое, и наш Мухомор в этом очень преуспел, ведь сам гражданин Бардин — друг нашего Зимарина. Это еще было в Москворецкой прокуратуре, у нас тогда Зимарин был районным прокурором. В общем-то тоже дело не ароматное.

Бабаянц отошел от столика, на котором разместил свой обед, и через минуту вернулся, неся стакан морса и тарелку с бифштексом. Чуркин толкался с подносом между стульев, не мог найти свободного места и наконец примостился к кому-то пятым за столик, за спиной Бабаянца.

— Я сказал нашей поварихе, что тебя пригласили сниматься в детективе Юлиана Семенова, в главной роли. А натощак ты нефотогеничен.— Бабаянц протиснулся к своему стулу.— Но с харчо номер не прошел: осталось четыре порции для начальства. Так что поклюй из моей тарелки.

Но Турецкий не стал «клевать», а пока Бабаянц хлебал желтую рисовую жижу, спросил:

— И что дальше по этому неароматному делу? Бабаянц тыкал вилкой в бифштекс и выкладывал из кусочков жесткого мяса геометрическую фигуру. Турецкий допил до донышка кислый морс, наблюдая за Бабаянцем.

— Понимаешь, я уверен, что это убийство. В этом деле все представлено иначе. Но когда замешаны высокопоставленные чины, то все и выглядит иначе. А уж если наши боевые соратники из так называемых правоохранительных органов взялись за дело не с той стороны, с какой им положено, то жди самых больших неожиданностей... Знаешь что, Сашка, не будем сейчас об этом, я к тебе в воскресенье нагряну на обед. Тем более — у тебя, кажется, день рождения. Тогда все обсудим... Ну, ты покончил со своим королевским обедом? Тогда прощаюсь с тобой до воскресенья.