Явился паук - Джеймс Паттерсон

Затаив дыхание, мы вчетвером вошли в эту обитель смерти. Сэмпсон мягко положил руку мне на плечо — он знал, что я не могу спокойно переносить вида убитых детей. Три тела лежали в первой спальне, справа от лестницы. На лице тридцатидвухлетней Джин Сандерс по прозвищу Пу и после смерти сохранилось затравленное выражение. Полные губы открытого рта были искажены криком. Дочь Пу, Сьюзетт Сандерс, прожила на свете всего четырнадцать лет: миловидная, курносая девочка, обещавшая стать красавицей. В волосы вплетена лиловая ленточка. В рот вместо кляпа убийца засунул темно-синие колготки. Вверх личиком с еще непросохшими слезами лежал трехлетний Мустафа Сандерс, в таком же пижамном конверте, какой и мои дети надевают на ночь.

Верно сказала бабуля Нана: именно политиканы довели наш город до этого, через их попустительство зараза распространилась по всему городу, да и не только по городу: похоже, вся наша огромная страна больна дурной болезнью.

Мать и дочь были привязаны к спинке металлической кровати при помощи сетчатых чулок и разорванных цветастых простыней.

Достав карманный диктофон, я принялся наговаривать первые впечатления для отчета:

— Дело об убийстве номер Х-234 914, связь с 916-м. Зверски убиты мать, дочь-подросток и малолетний мальчик. Тела женщин исполосованы чем-то острым, вероятно, бритвой. Груди отрезаны, обнаружить не удалось. Волосы вокруг половых органов сбриты. На телах множество колотых ран, нанесенных, как выражаются патологи, «по модели ярости». Масса крови, фекалий. Полагаю, что обе женщины были проститутками. Мне приходилось их видеть на улице.

Голос зазвучал так глухо, что дальнейшая расшифровка собственной записи будет стоить немалых трудов.

— Мальчика, похоже, все время отшвыривали в сторону. Мустафа Сандерс одет в ночной пижамный конверт с изображениями медведей. Он лежит маленькой кучкой в углу.

Безжизненные глаза малыша были устремлены прямо на меня. Закололо сердце, в голове зашумело. Бедный маленький Мустафа, кому он помешал…

— Не верится, что он намеренно убил ребенка, — обернулся я к Сэмпсону, — он или она…

— Или оно, — покачал тот головой. — Сдается мне, Алекс, что это тот самый нелюдь, что побывал на Кондон-Террас.

На Мэгги Роуз начали обращать внимание, когда ей исполнилось три или четыре годика. В девять лет она уже привыкла к тому, что представляет для окружающих особый интерес, словно Мэгги Руки-Ножницы, или Девочка-Франкенштейн.

Тем утром она стала объектом пристального внимания, нисколько не подозревая об этом, а между тем именно тогда ей следовало быть особенно осторожной. В то утро события развернулись неожиданным образом…

Мэгги Роуз училась в Вашингтонской частной школе в Джорджтауне, и сегодня ей особенно хотелось чувствовать себя настоящим членом детского сообщества из ста тридцати учеников. Именно сегодня, когда они все с воодушевлением пели хором на общем собрании.

Больше всего на свете Мэгги мечтала поближе сойтись с ребятами, но ей это плохо удавалось. Все дело в том, что она была дочерью Кэтрин Роуз, той самой, чей портрет красовался в витрине каждого магазина видеотехники. А фильмы с ее участием каждый день крутили по телику. Мамулю выдвигали на «Оскара» намного чаще, чем других актрис, чьи имена мелькали в популярных журналах.

Поэтому Мэгги прилагала множество усилий, чтобы не выделяться в толпе сверстников. В то утро она надела трикотажную рубашку «Фидо Дидо» с длинными рукавами, особым образом порванную спереди и сзади, грязные полинявшие джинсы и старые розовые спортивные тапочки, а также толстые носки «Фидо», извлеченные откуда-то из недр шкафа. Девочка намеренно не стала мыть свои белокурые волосы.

Мамуля вылупила на нее глаза и кратко прокомментировала: «Уф, ну и тошниловка», однако отпустила в таком виде без звука. Мудрая Кэтрин понимала, каково быть дочерью знаменитой матери.

Зал был набит ребятишками с первого по шестой класс, певшими песню Трейси Чапмэн «Быстрый автомобиль». Прежде чем наиграть мелодию на сверкающем черном «Стейнвее», мисс Камински объяснила питомцам смысл произведения молодой негритянки из Массачусетса:

— Это песня о жизни американских негров конца прошлого века. Она о том, как тяжко быть нищими в самой богатой стране мира.

Хрупкая преподавательница музыки и изобразительного искусства относилась к своей работе чрезвычайно добросовестно, полагая, что настоящий педагог обязан не просто информировать, но воспитывать в духе добра и сострадания. Дети обожали мисс Камински и с готовностью пытались вообразить себе трудную жизнь негритянских бедняков, что им плохо удавалось, поскольку ученики этой престижной школы происходили из состоятельных семей, плативших двенадцать тысяч долларов в год за обучение.

— «У тебя быстрый автомобиль», — пели звонкие детские голоса под аккомпанемент мисс Камински.

Особенно усердствовала Мэгги: она честно закрывала глаза и вызывала в памяти образы нищих, которых видела зимой на городских улицах, неприглядные обшарпанные дома в бедных районах Джорджтауна, ребятишек в лохмотьях, моющих лобовые стекла за доллар на каждом светофоре. Некоторые бродяги радостно улыбались, узнавая ее мать, и у той всегда находилось для них теплое словечко.

— «У тебя быстрый автомобиль», — пела Мэгги, и голос ее креп на этой фразе.

— «Мы унесемся за тысячу миль. Да, мы решимся и унесемся. Вдаль унесемся, от смерти спасемся».

Последний аккорд утонул в аплодисментах и восторженных детских воплях. Мисс Камински склонилась в изящном поклоне.

— Противная обязанность, — прокомментировал Майкл Голдберг, стоявший рядом с Мэгги. В Вашингтоне, куда девочка переехала год назад из Лос-Анджелеса, он был ей ближе всех.

Он шутил в своей обычной манере, приобретенной на восточном побережье. Так он общался с теми, кто не мог равняться с ним в остроумии — то есть со всеми. Майкл Голдберг был во всех смыслах умницей — почти гением: он читал все и обладал громадной эрудицией, с ним всегда было весело (при условии, что ты ему нравишься). Мальчик сильно пострадал при родах, и с тех пор так и оставался худосочным и физически слабым, из-за чего сверстники прозвали его «Сморчок», в надежде хоть так принизить его интеллектуальное превосходство.

Порой Майкл и Мэгги ездили в школу вместе. Сегодня обоих подвез автомобиль городского отдела Секретной службы, поскольку отец Майкла был министром финансов. В этой школе не было детей обычных родителей, так что и проблемы возникали особые. Например, по окончании занятий учителя спрашивали у каждого, кто его сегодня заберет: безопасность детей была здесь заботой первостепенной важности.

— Мистер Дивайн, — ответила Мэгги педагогу, дежурившему у выхода из аудитории. Его звали Гестир, а преподавал он иностранные языки — французский, русский и китайский. Ученики прозвали его «Le Pric».

— И Джолли Чолли Чакли, — докончил Майкл Голдберг, — Секретная служба, наряд номер девять, городской «линкольн», лицензия СК-519, Северный вход, Пелам-Холл. Им предписано доставить moi в целости и сохранности, поскольку колумбийские бандиты угрожают отцу. Au revoir, mon professeur.