Последняя Золушка  - Наталья Костина

— Из служебных помещений это самое уютное, — сдержанно похвалил мое новое обиталище администратор. — Питаться будете тоже в э-э-э… служебном ресторане. Готовят у нас очень вкусно, можно и диетический стол!

В том, что готовят вкусно, я не сомневался. Даже беглого впечатления, как говорится, было достаточно, чтобы не усомниться. А также устыдиться собственного ничтожества на фоне чистоты ковров, по которым, казалось, не ступала нога человека, лоска паркета и мрамора, сияющей меди ручек, канделябров и каминных принадлежностей. Я покосился на свои некогда элегантные ботинки и ощутил некую неожиданную радость, что оказался именно тут, в служебном помещении, где нам с ними и было самое место.

— …в оговоренные часы вы можете пользоваться бассейном, сауной или турецкой баней, если предпочитаете, тренажерным залом и, разумеется, библиотекой — когда вам будет необходимо… — жужжал ученой пчелой администратор.

Ого! У них тут, оказывается, и библиотека есть?

— …также к вашим услугам бильярдная. Если не дай бог прихворнете, имеется квалифицированная медицинская помощь. В тумбочке у кровати вы найдете все телефоны. Врачу можно звонить круглосуточно… Внизу, у служебного входа, кофе-автомат — тоже бесплатно… для сотрудников…

— А там, внизу, это что, река?

Представитель работодателя очнулся от транса гостеприимства и захлопал глазами:

— Внизу? А, это озеро! К нам приезжают не только поправить здоровье, но и ради рыбной ловли. У нас форель! — с гордостью сказал он. — Можно купить билет, скажем, на день или э-э-э… — он бросил взгляд на мою экипировку, — на несколько часов и ловить! Там же, у озера, можно приготовить. На открытом огне. Или, если желаете, отдать на кухню.

Мои саквояжи, также знававшие лучшие дни, небрежной грудой сваленные в углу номера, вернее моей физиономии оповещали, что я вряд ли куплю лицензию на вылов форели, — однако персонал был вышколен идеально. Парень и бровью не повел, глядя на меня почтительно, но без подобострастия, при этом явно давая понять, что я тут больше чем обслуга: могу гулять по баням и тренажерам, ловить форель и озадачивать ею шеф-повара, ежели не хочу копаться в рыбьих потрохах сам.

Мой промежуточный статус включал в себя бесплатный кофе, бильярд и даже круглосуточные докторские услуги, но остальное — только в «оговоренные часы». Когда я не буду попадать пред ясные очи тех, кто платит за все это вычищенное и надраенное великолепие деньгами, которые не пахнут: ни рыбьими потрохами, ни чем-то иным. Деньги никогда не пахнут, во всяком случае для тех, кто их принимает. И чем больше предлагаемая сумма, тем меньше к ней хочется принюхиваться!

Мне предложили ровно столько, сколько я в этом месте стоил. Я взял не глядя и согласился на строго оговоренное время стать прихотью скоробогатеев, капризом хозяина… или не дай бог хозяйки? Боже, только не это! Я словно воочию зрю дамочку неопределенного возраста, щебечущую в последнюю модель айфона: «…Да, мы решили попробовать поднять уровень! Да, дорогая, и он согласился только на шесть недель! Я сама буду посещать мастер-класс, хотя я очень занята, очень!».

Ну что ж, если тут желают ввести моду на словесные тренажеры — только у нас и только сейчас! — я готов. Хит сезона, неожиданный гарнир — к форели или к лечебным ваннам, излечивающим чохом от всего разом: от экземы до импотенции, — не все ли равно, коли так щедро башляют?

Двери в мой прекрасный почти люкс закрывались бесшумно, и я не сразу заметил, что в своем припадке сплина и самоуничижения давно тону один. Тону, как форель в соусе, который наверняка к ней полагается. И прилагается. И даже предлагается. Предлоги. Прилагательные. Местоимения. Имение места… места, которое, в свою очередь, будет иметь меня. В качестве прилагательного к этому самому месту. И никаких восклицаний или неформальной лексики! Потому что все оговорено, подписано и скреплено печатями. И даже аванс переведен — чин чинарем! Хотя меня наверняка выбрали лишь потому, что ничего крупнее не клевало.

«Да, я определенно не форель!» — хмыкаю я и бросаю взгляд в окно, где метрах в пятистах внизу плещутся в холодной воде, уже непригодной для купания, невидимые рыбки.

Да, я не был форелью. Не был я также Хемингуэем, Умберто Эко или Максом Галло. Я усмехнулся и сказал вслух:

— Да, братиш, ты ни рыба и ни мясо!

Да, не всем предназначено становиться великими. И честный ремесленник от слова всяко лучше бездарного врача или вороватого бюрократа. Я тоже этакий гончар, с уверенностью вертящий свой круг и в конце с удовольствием шлепающий по круглому боку звонкий горшок. И не важно, что изваянный горшок порой откровенно пуст — горшкам и полагается быть пустыми. Но когда-нибудь я вылеплю не просто горшок, я сделаю нечто большее. Я знаю… нет, я не знаю! Я не могу знать, но… я надеюсь на это! Да, именно так: надеюсь.

Как карась надеется, что, если немного поднапрячься — и он станет форелью. Радужной рыбкой в синей волне. Желанной добычей. Которую подают с почтительным поклоном и под соусом.

Завтра меня тоже подадут под соусом Большой Литературы. И не дай бог мне хотя б намекнуть, что я не форель!

Я никогда не вел мастер-классы, поэтому не совсем ясно представлял, чем именно буду заниматься в ближайшие полтора месяца: то ли развлекать скучающих бизнесменов, предлагая им угадать с трех попыток, в каких ситуациях нужно говорить «надевать», а в каких — «одевать», или же предлагая расставить запятые в «казнить нельзя помиловать» — детский фокус, всякий раз вызывающий детский же восторг. Однако как я ни прикидывал, так и не смог уразуметь, зачем понадобился людям, которым приелось все на свете, включая экзотику вроде Зимбабве, и которым по большому счету плевать, скажут ли они «надевать» или «одевать» правильно: пишут письма и расставляют по местам запятые у этих людей секретарши с высшим образованием. Или же я затребован крезами для того, чтобы, отойдя от дел, они смогли без труда скропать мемуары на тему «Как я украл свой первый миллион» или тиснуть бестселлер «Акулы не водятся на мелководье»?

Каково же было мое удивление, когда я увидел, что мужчина в просторном зале при библиотеке всего один! Вернее сказать, нас было двое — он и я, остолбенело пялящийся на роскошный женский розарий.

Дамы — особей семь или восемь — грациозно восседали за конторками, стилизованными под викторианские, и, дружно повернув ко мне головки, словно цветы к солнышку, испустили невнятный щебет.

— Д-добрый день, — промямлил я. — Рад… познакомиться. — Лев… э-э-э… Вадимович Стасов.

— Я читала все ваши книги! — выдохнула эффектная блондинка в первом ряду. — И «Радость против печали», и «Убей или умри», а самая моя любимая…

Леди загалдели все разом, джентльмен же взирал на меня иронически.

— Очень рад! — надеясь, что искренне, промолвил я.

Так же искренне я не понимал, что все эти красотки надеются извлечь из нашего общения? Да и вообще, что они делают здесь, посреди, можно сказать, осеннего леса и у далеко не теплой воды?! Приехали изловить форель и съесть ее живьем? Сыграть на раздевание на бильярде? Или тут будет проводиться местный конкурс красоты, совмещенный с ориентированием на местности, с призовым фондом пять миллионов — потому что дамы, которые тут расселись, вряд ли согласились бы на меньшее!