Час рыси - Михаил Зайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как-то, месяца полтора назад, позвонил ему один полузабытый знакомый и сообщил, что некто Кира Мышкин ищет специалиста-компьютерщика экстра-класса – работать в частной научно-исследовательской лаборатории. Виктор как раз сидел на мели: накануне он отдал почти все свои сбережения за венгерский боевой молот-чекан конца шестнадцатого века, и как назло не подворачивалось никаких выгодных заказов. К тому же его заинтриговала эта формулировка: «частная научно-исследовательская лаборатория»…
Мышонок ему при первой встрече не понравился. Особенно эта его отвратительная манера грызть ногти и приглаживать мокрыми от слюны пальцами глубокие залысины. Говорил Мышкин как-то тихо и путано, не мог четко объяснить, чем, собственно, будет заниматься создаваемая им лаборатория, кто финансирует предприятие, а главное – зачем. На ироничный вопрос Виктора: «Наркоту будем делать?» – Мышонок ответил не сразу, несколько обалдев от такого предположения. Придя же в себя, клятвенно заверил, что никакого криминала не будет, просто один богач желает спонсировать его, Мышкина, научные исследования в области биологии клетки и поставил условие – собрать маленький коллектив специалистов экстра-класса. Платить меценат грозился хорошо, но требовал «железной дисциплины». Виктор невольно усмехнулся: мол, он-то как раз спец «по железу», а не по дисциплине и давно уже «свободный художник». Компьютерщики четко делятся на две касты – одни занимаются «железом», то бишь начинкой машин, электроникой, другие – исключительно программированием. Виктор представлял собой бесценное исключение: он одинаково хорошо сек и в программах, и в электронике. Последние годы он успешно «рубил» разовые заказы и даже не вспоминал, куда подевал свою трудовую книжку. Но когда Мышонок назвал сумму ежемесячного оклада, обалдевший Виктор тут же заявил, что «за такие деньги готов и в сортир ходить по звонку строевым шагом».
И вот целый месяц он честно приходил в лабораторию к десяти и маялся без дела до шести. Особенно тоскливо было первую неделю. В ученой болтовне Твердислова с Кириллом он ровным счетом ничего не понимал, от бесконечного курения драло в горле, а мочевой пузырь разбух от бесчисленных чашек чая. Но вот в коллективе появилась Екатерина, «двойной доктор», как она сама себя называла, – врач и доктор медицинских наук. С ее приходом стало чуть веселее. Твердислов очень забавно к ней клеился, а она всячески ему подыгрывала. Но все равно ученые мужи и дама большую часть рабочего времени трепались на научные темы, отчего Виктор сатанел.
Всего лишь раз в течение этого томительного месяца их посетил таинственный благодетель Константин Николаевич Поваров – молодой, не старше тридцати (а скорее всего чуть за двадцать), красивый, холеный парень. Он смеялся, балагурил и успокаивал общество: «Я понимаю, что, пока нет оборудования, вы не можете плодотворно работать, но и этот месяц я вам полностью плачу – потом наверстаете. А пока займитесь фундаментальной частью проблемы. И, ради всего святого, простите мне мою молодость. Я понимаю, она вас смущает, но вспомните, господин Голиков полком командовал, будучи значительно меня младше, а его внук под литературным псевдонимом деда возглавил правительство, будучи немногим меня старше. К тому же открою маленький секрет: я всего лишь ваш скромный куратор, за мной стоит одна солидная фирма, до поры пожелавшая сохранить инкогнито и крайне заинтересованная в исследованиях биологии клетки, причем самыми революционными методами…»
Говорил Костя много, складно, но как-то все вокруг да около. Твердислов что-то мямлил про расплывчатость научной задачи, Екатерина, ухмыляясь, спрашивала, когда же все-таки поставят оборудование и реактивы, а Костя только посмеивался, похлопывал по плечу профессора, целовал ручки доктору и подмигивал Виктору. Он производил впечатление на редкость обаятельного, вполне искреннего и хорошо воспитанного парня. Шутки его были безобидны, а уважение к ученым казалось неподдельным. Только вот Мышонок его побаивался. Это заметили все, и стервоза Екатерина, не удержавшись, съязвила на тему «кошки и мышки» и «бесплатного сыра», отчего Кирилл смутился, а Константин Николаевич залился чистым, детским смехом…
Надо ли удивляться, что когда наконец Мышонок приехал от Кости с деньгами, да еще и с презентом – бутылкой баснословно дорогого вина, все, приняв по рюмочке, дружно решили двинуть в ближайший ресторан.
Так же неудивительно и то, что осатаневший от общения с учеными светилами Виктор, увидев на подходе к ресторану усаживающегося в белый «Мерседес» Костю, да еще в обществе очаровательной девушки, кинулся здороваться с молодым меценатом, мечтая зазвать его с ними в ресторан. Вот тут-то его и удержала Екатерина. Разумеется, она заботилась вовсе не о репутации Виктора в глазах «благодетеля». Просто подруга Кости была ослепительно красива, и Екатерина вовсе не желала весь вечер наблюдать, как мужики за ее столиком пялятся на «эту прошмандовку».
Костя и его спутница благополучно уехали на роскошной машине и, к великому сожалению Виктора, не заметили топающих вслед по тротуару научных работников.
Виктор вспомнил, как за распитием первой бутылки коньяка под цыпленка табака Мышонок объяснил, отчего им на пути с работы в кабак повстречался Константин Николаевич. Оказалось, он живет совсем рядом с помещением, которое снял для лаборатории. Проживает вдвоем с матушкой в просторных трехкомнатных хоромах (кстати, и сам Мышонок жил неподалеку, буквально в пяти минутах ходьбы. Виктор однажды был у него, чинил компьютер и очень позавидовал столь удобному местожительству. Самому-то ему приходилось добираться до службы на метро и двух автобусах). А вот «эту Костину деваху» Мышонок тоже видел впервые, хотя и бывал в гостях у шефа не раз и не два. Зато выяснилось, что девицу где-то видела Екатерина. Где именно, Виктор так и не понял. Докторша что-то рассказывала про ведьм, колдовство и любовные привороты, а стремительно хмелеющий Виктор под общий смех пытался разобраться, «при чем тут ведьмы с наворотами», потом прекратил бесплодные попытки, а после третьей бутылки, на сей раз уже не коньяка, а водки, пригласил Екатерину на медленный танец…
Что было дальше, он, как ни старался, вспомнить так и не смог. Предпоследнее смутное видение – серьга у нее в ухе и его шепот в это ухо про то, как она его «околдовала». Последнее – «колдунья» в позе наездницы верхом на его животе, жалобный скрип несчастной старой лежанки и сладострастные стоны похотливой русской бабы, которая, ежели припрет, и с конем может, и в горящей избе не прочь… – Витя! – крикнула она из ванной. – Принеси мою сумочку и шмотки! Пожалуйста!
Виктор послушно пошел искать одежду, на ходу допивая последнюю бутылку пива.
Шмотки действительно оказались разбросанными по полу возле входной двери. В прихожей у Виктора стоял массивный дубовый шкаф, где размещалась вся его одежда. Похоже, вчера спьяну он искренне хотел разыскать в шкафу чистое постельное бельишко, но так и не смог. Створки шкафа оказались открытыми, а рядом с женским бельем на полу грудой лежали простыни, пододеяльники вперемешку с десятком его носков и трусов.
«Мне, наверное, вообще нельзя пить, – с досадой подумал Виктор. – Хорошо, еще буйствовать вчера не начал, а то ведь запросто мог и Мышонку ни за что ни про что морду набить, и старика Твердислова помять…»