L - Лия Киргетова

— Знаешь, я не очень счастлива сейчас. Не в тебе дело. Просто, я решаю свои внутренние проблемы. Дурацкое выражение! Да, ты права, все пошло наперекосяк, но, мне кажется, дело не в нас. Я, просто, недовольна собой.

— Но это не может не сказываться на отношениях. Я же чувствую все. И жить в таком напряжении стало очень трудно. Ты хочешь расстаться? — сидит, не шелохнувшись, смотрит немножко исподлобья.

Отвожу в сторону взгляд, цепляясь им за приоткрытую дверь. На ее дубовом темном полотне мир не пишет мне волшебных подсказок. И я искренне не знаю, что ответить.

— Не знаю, — приходится выдавливать из себя слово за словом. — Но я люблю тебя.

— У тебя все не как у нормальных людей, — в сотый раз констатирует она, — Обычный человек сказал бы: «Нет, ведь я люблю тебя».

— Да, — улыбаюсь я, — наверное.

Между нами теннисным мячиком летает сжатое напряженное молчание, моя ракетка предательски дрожит в руке, мяч ушел, один — ноль, я, действительно, не вижу готовых вариантов решения, я тупо накручиваю на руку кромку желтого носового платка.

— Может быть, нам стоит попробовать пожить пока отдельно, раз мы не можем понять, ты не можешь понять, хочешь ли быть вместе? Я могу уехать… — дипломатичное предложение, ничего не скажешь, иронично в уме констатирую я, учитывая очевидность того, что ее квартиру придется покинуть мне, в любом случае.

— Возможно, — киваю, понимая, что именно это и было готовым предложением, мягко замаскированным под «вынужденное». Именно об этом я и думала. Именно это я и собиралась сделать. Именно этот шаг казался мне самым лучшим. Почему же так больно слышать то, что ты сама собиралась сказать полчаса назад? — Когда начнем?

Молчит, оставляя мне ответственность за последующие действия.

— Давай сегодня. Ты уйдешь по своим делам, а я спокойно соберу вещи, — предлагаю я, пытаясь сохранить невозмутимость.

— Хорошо.

Мы расходимся по углам, и в мгновение ока мизансцена приобретает совершенно другие оттенки. Надетая на голое тело футболка внезапно кажется мне слишком фривольной, я себя чувствую голой в публичном месте. Хочется спрятаться, одеться, накраситься, заслониться стеной, улицей, городом… От нее. Ей тоже неуютно, и она сбегает с поля боя на кухню, завтракать.

— Приятного аппетита, любимая, — я решаю нормализовать обстановку, раз уж мы так цивилизованно все решили. Как большие.

— Спасибо, — в ее голосе слышна легкая нота удивления и облегчения.

Мы спокойно завтракаем за одним столом, друг напротив друга, не поднимая глаз, но, тем не менее, обсуждая совершенно посторонние вещи. Мы хотим сделать вид, что нам не больно. Или, что ничего страшного не происходит. Или мы просто не понимаем, как себя вести. Она знает, что я поеду к нашей общей подруге Светке, и, наверное, ей от этого спокойней. Я думаю, что я совершенно не представляю себе, что будет дальше. И с нами и со мной. Она думает о том, что, если бы я ее любила по-настоящему, я бы не уходила так спокойно. Я мысленно отвечаю ей тем же. Минута молчания, сопровождающая медленное таяние кусочков коричневого сахара в чашках кофе — черного в ее, капучино в моей. Мне думается, что от ее привычек, от ее черт, от ее запаха мне не отвыкнуть никогда. И не верится в то, что начинать отвыкать нужно уже с этой самой минуты.

Позавтракав, она одевается — ей же нужно «уехать по делу» — и обнимает меня.

— Я люблю тебя, — слышу я в своем правом ухе.

— Я тебя тоже.

Когда за нею закрывается дверь, я медленно обхожу квартиру, напряженно пытаясь сообразить, куда, откуда и как складывать свое «самое необходимое на первое время».

Не представляю, что такое «пока пожить отдельно» в единицах времени. Поэтому решаю собрать все, что мне пригодилось бы в ближайшую неделю-две, ведь остальное можно забрать в любой момент. Но так не хочется возвращаться из-за какой-нибудь забытой важной мелочи, такой как зарядки от телефона, любимого свитера или сложенных на полке папок с документами и дисками.

Я пою вслух негромко: «Ждать любовь не надо, явится нежданно», нелепо, совершенно неосознанно, подражая голосу Литвиновой из любимого фильма «Небо. Самолет. Девушка», но в какой-то маршевой, отмеряющей ритм моих шагов, обработке. Соло. Акапелла. Белье в пакет. Книги? Ну, как минимум, парочку. В сумку. Косметика, джинсы. Необходимыми оказываются пять пар. Я звоню Светке и кратко излагаю ей суть проблемы.

— Ну вы даете! — слышу из выпадающего из руки — я одновременно пытаюсь, встав на цыпочки, дотянуться до верхней полки, доставая музыкальные диски — телефона. — Сейчас приеду!

Я осматриваю квартиру: что мне еще может понадобиться? Меня начинает злить эта ситуация, сколько раз в моей жизни я собирала и разбирала вещи? Миллион! И сколько еще предстоит? Пока, кроме сканирования пространства и обрывочных эмоций, ничего внутри не происходит. А, может быть, это стресс, поэтому я совершенно не осознаю ни глубины, ни драматичности момента.

Телефонный звонок.

— Ты же вернешься?

— Не знаю. Я не могу сейчас. Разговаривать. Пока.

— Не собирай все вещи!

— Хорошо.

Как будто это что-то меняет? Мы — растерянные дети, мы не знаем, как быть взрослыми.

«Осторожно, двери закрываются, следующая остановка…» Вот черт, я проехала свою станцию!

Почему-то эта мелочь ужасно расстраивает, внезапно темнеет в глазах, наверное, из-за перепадов давления внутри этой подземной ящерицы. Сердце начинает стучать совершенно не там, где положено, а где-то в горле, с пугающими паузами, как будто на вдохе оно взлетает сжатым комком, зависает на несколько секунд в молчании, и — резко падает вниз, как с высокой горки, колотясь часто-часто. Гладкий поручень отражает мой испуганный глаз. Тянет в обморок. Еще чего не хватало! Слабонервных просим удалиться. Я зажмуриваюсь.

— Вам плохо? — прозвучал над моей головой вопрос, заданный совсем молодым парнем. Высокий, наверное, метра под два ростом, худющий, с птичьими, острыми чертами лица.

— Да, что-то стало нехорошо. Давление, наверное.

— Давайте, я вас провожу. У вас совершенно ненормальный взгляд.

— Спасибо, — мне стало неудобно, неужели я привлекаю к себе внимание посторонних людей испуганным выражением лица? — Мне уже лучше. Правда. Тем более, что я проехала свою станцию.

— Не страшно, у меня полно времени, — с этими словами юный принц аккуратно вывел меня из вагона, поддерживая одной рукой за спину, другой отодвигая встречный поток сограждан. Мы перебежали зал, молча проехали один отрезок кольцевой, от спутника пахло хвойным одеколоном, как от деда в моем раннем детстве. Я совершенно не знала, как себя вести. Голова меж тем кружилась, сердце отказывалось от любой последовательности в ритме.

— Мне как-то неудобно, — я, все-таки, нарушила молчание, взглядывая искоса на парня. Он уже поднимался со мной на поверхность земли. Наверх мне было совсем ни к чему, но я, почему-то, решила не пересаживаться на нужную мне линию, а выйти на свежий воздух. Чтобы отвязаться, наверное. Иногда, в моменты растерянности, действия становятся совсем нелогичными. Понятно, что ему было не по пути. А вдруг он сейчас начнет знакомиться?