Корни огня - Владимир Свержин

— Разрешите вопрос, господин инструктор, — вклинился в разговор Ла Валетт, — разве после въезда Дагоберта в Париж мы не возвращаемся на Базу?

— Положа руку на колчан, я бы не стал безмятежно на это надеяться. Как подсказывает мой опыт, в случае подобных исторических казусов господа разработчики возбуждаются и, шо та бабуля, опасающаяся оставлять деток наедине с мармеладным тортом, требуют у руководства засунуть оперативников поглубже в очередное пекло.

— Но мы же только стажеры! — напомнила личный психолог-консультант.

— А-а! Ну да. Я все время забываю, шо у вас сейчас по расписанию дневной сон, затем коллоквиум по пользованию горшочком и полдник с рыбьим жиром.

— Господин инструктор! — от лица всей группы обиженно взмолился могучий герцог.

— Ладно-ладно, не плачьте. Молока с пенкой не будет. Так шо подтяните штанишки и приготовьтесь утереть нос — сначала себе, потом врагу. Театр военных действий уже замер и готов рукоплескать. Увы, наличие кресел в зрительном зале не гарантируется.

— Господин инструктор, — снова вмешался в разговор сладкоголосый менестрель. — Я тут запросил Базу по поводу нашествия…

— Ну-ка, ну-ка! Что же поведали лучшие головы Института своим обутым стопам и оружным дланям? Ну, в смысле, нам с вами.

— Дело в том, — пустился в пространные объяснения Бастиан, — что примерно в это время Балканские страны и впрямь страдали от нашествия союза кочевых племен, именовавшихся аварами.

— Ну да. Шо-то такое слышал. С тех пор столкновение автомобиля с перебегающим дорогу столбом именуется аварией.

— Не смею вас перебивать, господин инструктор, но хотелось бы вернуться к делу.

— Ладно, коптильник разума, — недовольно отозвался Сергей, — возвращайся.

— Так вот. Я уточнил, можно ли считать вышеупомянутое нашествие аварским.

— И каков был ответ?

— К сожалению, неоднозначный. По времени очень похоже, многое совпадает. Однако любимой эмблемой аварского каганата был грифон. Ну, знаете, это такое мифическое животное. Нижняя часть львиная, верхняя — орлиная.

— Можно без подробностей. Я столько лет проработал рядом с Камдилом, волей-неволей проникся кое-какой геральдической премудростью. Хочешь сказать, что дракон и грифон — разные фигуры?

— Так и есть, господин инструктор, — подтвердил Бастиан.

— Хорошо, тогда с ходу две версии. Первая: в здешнем мире у местных носителей аварийной цивилизации другая эмблема. И вторая: все эти далматинские иллирики вкупе с ахейскими монтенегроидами с переляку не смогли отличить лося от порося.

— Может быть, и так, — неуверенно подтвердил Ла Валетт. — Но мне почему-то вспомнилось…

— Ну, раз уж вспомнилось, — призвал инструктор, — делись.

— Понимаете, изначально авары носили совершенно иное название. Они были изгнанниками из своих земель и располагали сравнительно небольшой армией — всего около двадцати тысяч всадников.

— Ну, пара кавалерийских дивизий — тоже немало, — отозвался Сергей.

— Силы врагов были куда больше, — ответил Бастиан. — И тогда изгнанники пустились на хитрость: они назвались именем несравненно более могущественного народа, уже много десятилетий наводившего ужас в землях между Амуром и Днепром.

— Ого, ребята не мелочные!

— Обман удался. Никто не пожелал связываться с самозванцами. Более того, множество племен добровольно примкнули к ним в походе. Теперь весь этот союз именуется абары.

— Спасибо за лекцию, — хмыкнул Лис. — Вот только не врубился, куда я должен предъявить эту историческую справку?

— Господин инструктор, все дело в том, что о народе, который сеял панику меж воинственных племен знакомой вам Гипербореи по обе стороны Рифейских гор, практически ничего не известно, кроме того, что они называли себя абарами и поклонялись дракону.

* * *

В пятьдесят третьем году до нашей эры великий Цезарь по варварскому бездорожью вел победоносные легионы туда, где ныне расположен город Санс. Желая дать отдых армии, целый день доблестно продиравшейся размытыми тропами по болотистым чащобам и буеракам, он ткнул на открывшийся его взору островок посреди реки и недовольно буркнул: «Ночевать будем здесь».

Мнение островного местного населения, как это было в обычае у римских когорт, в расчет не принималось. Да и было бы о чем говорить — округа настолько пропахла болотными миазмами, что получила звонкое латинское наименование Лютеция — то есть Вонючая. Чтобы впредь отличать эту стоянку от других, не менее благоуханных мест, властный потомок Венеры[3]повелел именовать ее Лютецией Паризиев. Именно так называлось возмущенное приходом чужаков галльское племя, обитавшее по окрестным неудобьям.

Стоило Цезарю уйти, галлы восстали — возможно, недовольные платой за постой — и тут же были наголову разбиты римским легатом по имени Лабиен как раз в том самом месте, где много веков спустя расположились Марсово Поле и знаменитая военная школа.

Сейчас еще одно достопримечательное место — долина Гренель, еще не ставшая частью Парижа, являла взору огромный военный лагерь. Из всех франкских земель в ожидании приезда нового кесаря сюда примчались сотни владетелей крупных поместий, и с каждым часом количество их неуклонно возрастало.

Лишь присяга личной верности скрепляла боевой союз между обладателем священного венца и потомками гордых племенных вождей, некогда воевавших против цезарей. Сегодня они были готовы признать юного кесаря своим предводителем.

Лагерь шумел, галдел и напоминал огромный базар, коим отчасти и являлся. Ежечасно здесь вспыхивали ссоры. Быстрые на расправу бароны хватались за мечи, угрожая друг другу членовредительством. Впрочем, чаще всего до кровопролития дело не доходило, а ограничивалось распитием молодого вина из чаш размером с боевой шлем.

Лишь в одной части лагеря горластые вояки старались шуметь поменьше. Здесь дожидалось аудиенции посольство римского папы Стефана II.

Святые отцы были крайне недовольны и близостью полупьяной вооруженной толпы, и полевыми условиями, в которых им пришлось ютиться. Но делать было нечего. В эти часы столица готовилась принять молодого кесаря, и никому не было позволено войти в нее прежде ниспосланного небесами повелителя!

Сам же Дагоберт III неспешно ехал в сторону пребывающих в нетерпении города и народа, расспрашивая везомого на конных носилках гонца его святейшества.

— Это ужасные люди, — рассказывал вестник. — Они мчатся на своих лохматых конях, как ураган. В бою они не берут пленных, не соглашаются на выкуп и мечтают лишь об одном — убивать, убивать, убивать.