Мой дерзкий герой - Сьюзен Джонсон

– Если нужны деньги, чтобы перебиться, только скажи.

– Может быть. Однако все же лучше вырвать их у скупого Артура.

– Я во время своего развода была не такая добренькая, как ты, душа моя. И у меня хватит денег, чтобы одолжить тебе столько, сколько понадобится, если вдруг дело не выгорит… Ой, объявили мой рейс. Договорим завтра.

Телефон внезапно умолк, как это часто бывало с Лив. С такой привычкой прощаться она запросто могла бы быть мужчиной.

Когда новость о пропавшем Рубенсе появилась в прессе, Бобби Серр уже летел из Будапешта в Миннеаполис. В замкнутом мире высокого искусства с баснословными ценами Бобби пользовался репутацией лучшего охотника за головами, поэтому Артур Нортруп разыскал его в течение нескольких часов после обнаружения кражи. Они, как это часто бывает в художественных кругах, где почти все друг другу родственники, формально считались друзьями, и Артуру удалось выманить Бобби из виллы на Дунае, где тот отдыхал, дав следующую оценку ситуации: поиск произведения искусства в Миннеаполисе не должен отнять у тебя много времени.

– В этой провинции никогда ничего серьезного не происходит. Через неделю ты уже вырвешься отсюда.

Бобби поворчал немного – ведь он только-только почувствовал вкус к отдыху, – но в конце концов согласился, поскольку Артур скорее всего прав. Опыт ему подсказывал, что за пределами крупнейших городов мира, где действовали профессионалы, в глубинке кражи оказывались не бог весть каким запутанным делом. Скорее всего какой-то псих просто взял и вырезал по-быстрому холст из рамы, хотя, как сбыть полотно, не имел ни малейшего представления. Бобби уже поставил на уши всех своих знакомых, имеющих связи в сфере незаконной торговли предметами искусства, наказав им присматриваться, не объявится ли какой чудак, пытающийся толкнуть бесценное полотно. Однако поехать и все самому посмотреть тем не менее придется. Дилетанты, к счастью, всегда оставляют за собой полно следов.

Ерзая в кресле первого класса, Бобби пытался устроиться поудобнее, чтобы уснуть, но как ни вертелся, ему все время что-то мешало. Конструкция коммерческого самолета не учитывала его габаритов, ширину его плеч и длину ног. После пятого «простите», адресованного соседям впереди и рядом, он наконец плюнул и, отказавшись от дальнейших мыслей об отдыхе, включил свет возле своего места и достал е-мейл Артура. Бобби снова изучил обстоятельства кражи, изложенные на трех страницах с одним интервалом. Перед посадкой в самолет он перебросился с Артуром несколькими словами по телефону, и после более внимательного изучения его отчета Бобби стало казаться, что кражу совершил скорее всего кто-то из своих. Есть такая вероятность. Ее ему подсказывала интуиция. Не то чтобы она никогда его не подводила, но все же довольно часто выводила на след. Он начал делать пометки на полях – наблюдения, вопросы, версии, вероятности.

Он, как и полагается, уже запросил полный список сотрудников музея, вплоть до временных работников и экскурсоводов. По прибытии в Миннеаполис он осмотрит место преступления и приступит к утомительной проверке каждого сотрудника, в том числе и новой ненаглядной пассии Артура.

Даже в такой кризисный момент Артур в телефонном разговоре не преминул упомянуть о своей новой потрясающей Джессике. «Некоторые вещи никогда не меняются», – подумал Бобби. Для Артура были характерны хищнические инстинкты и суженный объем внимания. Оставалось надеяться, что на последнюю его жену придется больший объем внимания, чем на жен номер один и номер два, которые, едва успев отремонтировать дом, обнаружили своего супруга в постели с их будущей преемницей. Чего Бобби никогда не мог понять, так это на кой черт Артур на них женился. Ему самому одного брака хватило за глаза. Благодаря своей холостяцкой жизни он экономил кучу денег, будучи избавлен от издержек на ремонт, а также прочих досадных «отягчающих» обстоятельств.

Ранним утром следующего дня после аскетического, достойного монаха-трапписта завтрака, который состоял из одного пшеничного тоста с молоком, Касси сидела перед раритетным столом в стиле Буль,[3]ожидая, когда Артур закончит говорить по телефону. С отвращением вспоминая вкус сухого тоста без масла, Касси решительно настроилась зайти вечером в магазин. Если б ей не надо было тащиться на работу в такую невероятную рань, она могла бы остановиться у «Уэндиз»[4]и заказать те глазированные булочки-«улитки», с которых она в свое время, когда могла позволить себе забывать пищевые табу, любила начинать день.

Но чтобы переговорить с Артуром наедине, она должна была явиться в музей – по ее понятиям – ни свет ни заря.

Директор музея гордился тем, что появлялся на работе раньше всех. Вот и поди пойми, что кого заводит. Касси бросила взгляд на часы. Семь тридцать. Это для нее настоящий рекорд, побивший даже прошлый. Тогда она приехала в половине девятого – ей нужно было успеть на встречу с президентом Швеции, заехавшим к ним перед десятичасовым рейсом, которым он улетал, чтобы передать в дар от музея Торвальда две картины.

Стараясь вопреки возмутительно раннему часу казаться спокойной и по-настоящему деловой, Касси одернула юбку на коленях и вдруг заметила на ней довольно большое жирное пятно. «Ах чтоб тебя! Вот что получается, когда одеваешься, еще не продрав глаза». Она поспешно прикрыла пятно рукой и слегка наклонилась вперед, приняв, как ей казалось, небрежную позу.

Любая владеющая собой, уравновешенная женщина закрыла бы глаза на такие мелочи, сказала себе Касси. Духовное в человеке гораздо важнее таких поверхностных, прозаичных вещей, как одежда.

Артур, к несчастью, был просто помешан на аккуратности, а Касси все же не чувствовала в себе той уверенности, какую чувствовала бы, продвинься она дальше первой главы «Пути женщины к своей душе» (возможно, Сара Бейнбридж говорила о ситуации, подобной той, в какой оказалась Касси, в последующих главах). Касси попыталась получше прикрыть внушительное пятно. Артур получал удовольствие, указывая подчиненным на то, что, по его мнению, было недостатком в их внешнем облике – естественный результат его одержимости сшитыми на заказ костюмами, накрахмаленными рубашками, идеально завязанными галстуками и начищенной до блеска обувью.

Однако несмотря на свое необычное для мужчины преувеличенное внимание к безупречности внешнего вида, Артур был далек от общепринятого стереотипа директора музея. Высокий, стройный и мускулистый (спасибо личному тренеру), он казался еще более привлекательным благодаря своему личному состоянию, которое накладывало на него особый отпечаток, и являл собой полную противоположность дохлому, бесполому существу профессорского типа, какого очень часто можно наблюдать во главе музеев. Процветанию Артура, без сомнения, способствовало то обстоятельство, что начальные инвестиции в музей были сделаны его дедом, а также то, что семья Нортрупов до сих пор продолжала не скупясь жертвовать музею средства. Благодаря этому Артур в тридцать лет – в неслыханно молодом для этого возрасте – занял пост директора музея. Так что всякий раз, когда он называл Художественный музей Миннеаполиса «своим» музеем – отвратительная манера, вошедшая у него в привычку, – он на самом деле не шутил.