Женский роман - Марина Светлая

взялась за класс со всем энтузиазмом не разочаровавшегося в специальности молодого преподавателя. И, кажется, даже не подозревала, что в классе с куда большим любопытством рассматривают ее фигуру в неизменных строгих костюмах и мордашку, чем всерьез воспринимают как классную, да еще и француженку. А Марине Николаевне, несмотря на миниатюрный рост, было чем похвастаться. Хотя от природы она была совсем не хвастлива и стройные ноги прятала в классических брюках, а высокую грудь и тонкую талию — в пиджаках. Лицо спрятать было не за чем — зрение хорошее, очками серые глаза необычной, немного вытянутой формы не закроешь. Зато темно-каштановые волосы заплетены в тугую косу и закручены в узел на затылке. Но даже это ее не портило! Лицо казалось еще тоньше, изящнее. И моложе. Хотя Марина Николаевна искренно верила, что этак она выглядит солиднее. Словом, это было интереснее спряжения неправильных глаголов. А если сравнивать с прежней классной, шестидесятипятилетней Зоей Геннадьевной, весившей никак не меньше центнера, то ясное дело, в голове Кирилла Вересова, как и доброй половины мальчишек его класса, была совсем не учеба. Ничего не поделаешь — гормоны!

Первым уроком был, кстати, как раз французский. Марина Николаевна вплыла в кабинет и спокойно сообщила, что запланированное аудирование она проведет… прямо сейчас. После чего раздала листки с тестами по тексту, который предстояло услышать. И включила запись. Было что-то об эпохе Бомарше и буржуазной революции. Класс готовился к сдаче очередного экзамена DЕLF А-5 и А-6. Гоняли страшно и едва ли не каждый день. Миниатюрная Марина Николаевна и гоняла.

Но Кириллу Вересову аудирования по французскому всегда давались трудно. Он обреченно слушал болтовню сладкоголосой барышни из плеера. И толкал локтем Дрона, сидевшего с ним за партой. Тот недовольно косился на него и придвигал лист с ответами так, чтобы Кириллу было проще их скатывать. Невелика премудрость — галочки правильно расставить. Правда, развернутых вопросов никто не отменял.

— Псс! — зашипел Кирилл едва слышно. — А дальше?

— Ты хоть слова местами меняй, — в ответ зашептал Дрон.

— Ясен перец!

— Вересов! Новицкий! — раздался голос Марины Николаевны. — Что там у вас происходит?

Кирилл поднял глаза и пропал. Классуха, приняв наиболее строгий вид, на какой была способна, направилась прямо к нему. Опять придется хохмить и… хамить.

— Что тут? — она взяла оба тестовых листа и стала сравнивать. — Ну и кто у кого списывал? Сейчас обоим по паре поставлю.

— Ну, я списывал, — тут же протянул Кирилл. — Я на DЕLF не иду, мне можно и не париться.

— Во-первых, это я решаю, идешь ты на DЕLF или нет. Во-вторых, с итоговой оценкой, как я понимаю, ты тоже решил не париться?

— Ну, если я не парюсь, то вы-то чего? В Сорбонну я поступать не собираюсь, чтобы переживать. Вы, кстати, тоже со всеми своими дипломами не Сорбонну окончили! Или не поступили? Вот облом!

Темные брови учительницы подлетели вверх, а вытянутой формы глаза сделались вдруг почти круглыми.

— Два, Вересов, — тихо сказала она.

— Аудирование закончилось?

— Для тебя — да.

— Круто!

Кирилл вскочил со стула и стремительно вылетел из кабинета, не дожидаясь разрешения выйти. Впрочем, и окликнуть его Марина Николаевна не соизволила. А зря.

Понесло его на задний двор, где под козырьком, со стороны школьного стадиона, было удачное местечко, поскольку окна, выходившие на него, давно заколотили — там располагался бассейн. Да еще и старая пристройка хозяйственного назначения скрывала козырек от посторонних глаз. Излюбленное место юных курильщиков. Конечно, о том, что там курят пацаны, было прекрасно известно. Но сторожу лень было лишний раз гонять. Потому там детишки и торчали по два, по три.

Кирилл сел на ступеньку под крылечком, достал пачку, зажигалку и затянулся сигаретой. Она бесила его. Его, конечно, многое бесило. Джордан, собаки, омлет, бабушка… Но француженка — особенно. Своими бесконечными придирками, правильностью, брючными костюмами и даже голосом — негромким, но таким… черррт! Сексуальным!

С первого дня, как она появилась в школе… Конечно, разглядывать ее фигуру было основным его занятием на французском. Но одно другому не мешало. Неудовлетворительных оценок у него все прибавлялось. Желания вообще учить французский становилось все меньше.

Когда через двадцать минут раздался звонок на перемену, у крыльца появился Дрон. Он покрутил пальцем у виска и спросил:

— Совсем больной? Ты куда удрал? Дописал бы, сдал, может, она б оттаяла.

— Да ну ее на хрен, дура! Если чувства юмора нет, то и мозгов нет. И это я вполсилы!

— Угу, хохмил бы на полную катушку, она была бы твоя, — засмеялся Дрон. — Как и двенадцать итоговой.

— Ну… если все решает постель…

— Ну да… Зоя Говнадьевна как-то на романтический лад не настраивала.

Кирилл зло рассмеялся и снова затянулся. В голове его роились странные мысли. Странные, поскольку даже их возникновение его удивляло. Он поднял глаза на Дрона и зловещим шепотом проговорил:

— А спорим, по крайней мере, десять итоговой у меня будет?

— Только итоговой?

— Если будет итоговой, то и за год будет. Она ж малая еще.

— И что?

— Ведет себя, будто у нее недотрах.

— Кирюх, ты чего?

— Да ничего. Ну так спорим, десять? Месяца не пройдет — буду в любимчиках!

Дрон громко заржал и протянул руку:

— Ну ты больной! Спорим, конечно! Мачо!

Руки скрепили. Разбить было некому. Да и перемена закончилась.

2. Прошу прощения за опоздание. Вересов. Вы позволите?

«В столице — восемнадцать часов!» — радостно возвестило радио.

Потрясающе! Максим Олегович потянулся к магнитоле и зло выключил ее. Он терпеть не мог опаздывать. Тем более, на собрание в школе Кирилла. Тем более, к новой учительнице. Он сердился, барабанил пальцами по коже руля, дергал душивший ворот и продвигался по улице со скоростью полкузова в пять минут. Черт!

Весь день наперекосяк. Впрочем, этого и следовало ожидать. Все стало ясно около полудня. После трехчасового слушания по делу Борисоглебского судья объявила перерыв на полчаса, после которого адвокат госпожи Мазур-Борисоглебской неожиданно