Бизнес-класс - Семен Данилюк

«Вот тут-то они и лопухаются», – тоскливо позлорадствовал Коломнин. Как любит пошутить его зам Лавренцов, мужской член – это тот же самый кран. Если не работает, то ржавеет или хиреет. Стало быть, безнадежно захирел. Поскольку отношения с супругой за последние годы зашли в такой полный аут, что даже воспоминание о ней перетряхивало Коломнина, будто при звуке ножа, скребущего по сковородке. В этом году исполнялось двадцать лет их браку. И из них, быть может, два-три можно было бы назвать счастливыми. Да и то скорее такими они кажутся на фоне последнего, совсем уж паскудного десятилетия. Друзей и сослуживцев домой он давно не приглашал. Тот же Лавренцов, любитель задать тонкий, нетрадиционный вопрос, побывав у них в доме, брякнул: «За что ж вы так друг друга-то изводите? Гляди, инфаркт, он промеж вас бродит». А в самом деле, за что? Свою вину перед женой Коломнин осознавал доподлинно. Вина его была серьезна и неизгладима: не любил он ее. И понял это еще до брака. Но тут узналось о беременности. Взыграло чувство долга. Решил, что притерпится. Не притерпелось. Потому что и гордая Галина, поднесшая себя вихрастому оперу ОБХСС как высший подарок судьбы, быстро почувствовала, что женились на ней из жалости. И, уязвленная, не простила. В ней словно жили две женщины. Первая – мечтательная, порывистая. Вторая – нервическая, вспыльчивая, беспричинно раздражительная. К сожалению, с возрастом первой становилось все меньше, второй все больше. И это стало необратимым. Одно случайное слово, неловкий жест, упавшая с вешалки шляпа, – все становилось искрой, воспламенявшей Галину Геннадьевну лютой, необъяснимой с позиций формальной логики неприязнью к супругу. Да и сам он не мог, как прежде, сдерживаться и часами отмалчиваться среди потока упреков. Вот так и просуществовали они эти двадцать лет, отнимая их друг у друга. Зачем? Тоже хороший вопрос. Дети выросли. Сыну-студенту двадцать первый. Да и дочь, перейдя в восьмой класс, все чаще поглядывает на родителей с эдаким насмешливым недоумением. В последние пару лет они с женой, кажется, и вовсе перестали спать в одной постели. Возможно, за эти годы у нее были любовники. Хотя бы чтоб отомстить. Такой уж характер! А вот за мужа она не тревожилась. Легко отпускала в бесконечные поездки. И даже, как теперь, – в отпуск. Потому что изучила его лучше, чем сам он себя. И знала это его основное качество, ставшее проклятием, – постоянство. Не получались у него, как у других, легкие, дабы потешить плоть, скользящие связи. Сидело что-то внутри и – не пущало.

– Да брось переживать, Серега, прорвемся! – Ознобихин с размаху шлепнул его по плечу, и Коломнин, встряхнувшись, обнаружил себя застывшим у воды. Причину остолбенелости его Николай понял по-своему, решив, что тот продолжает переживать последнюю стычку. – Я тебе мудрое слово скажу, а ты послушай. То, что ты за банк болеешь, про то все знают. Но при этом нужно сохранять как бы чуть-чуть люфт. Понимаешь?

– Нет.

– Вот в этом твоя проблема. Потому что банк и бизнес вообще – это все-таки не совсем жизнь. Это чуть-чуть игра. Вроде как в футбол гоняем: пыхтим, толкаемся, чтоб победить. Ноги друг другу в азарте отрываем. А потом дзинь – матч закончился. Обнялись и пошли вместе пивка попить. Без обид. А ты сам сердце рвешь и других мордуешь. Можно ведь нормалек существовать: поляны для всех хватит. А можно и – лоб в лоб, – Ознобихин жестом приказал одному из тайцев подогнать к нему мотоцикл. – Ну, что, сгоняем на пари?

– Запросто, – Коломнин в свою очередь привычно оседлал соседний транспорт.

– И я! И я! – послышалось сзади.

Прыгая меж шезлонгов, к ним поспешала Катенька Целик.

– Возьмите меня! – закричала она в нетерпении.

– Катюш, так мы вроде в мяч собирались! – оттопыренная нижняя губа Маковея привычно задрожала от очередной обиды.

– Отстань с глупостями! – отреагировала Катенька, подбегая к мотоциклам.

– Ладно, запрыгивай, коза, – Ознобихин предвкушающе подвинулся.

– Нет! Я с Сергей Викторовичем, – не дожидаясь согласия, впрыгнула на заднее сидение и, решительно обхватив за талию, прижалась, – что там тайка?

– Тогда держись, – Коломнин первым крутнул ручку, так что мотоцикл едва не встал на дыбы и – рванул с места на глубину. Паралельным курсом разгонялся Ознобихин.

Оторвавшись от берега, Коломнин резким движением на полной скорости рванул руль влево. Взвизгнула изготовившаяся свалиться в воду Катенька. Но мотоцикл вместо того, чтоб перевернуться, развернулся на девяносто градусов и послушно застыл на месте.

– Пошли! – закричал Коломнин и с новой силой крутнул ручку, разгоняя мотоцикл вдоль побережья.

– Боюсь! Сереженька, боюсь! – как бы в упоении вырвалось у Катеньки.

В упоение это он не поверил. Стремясь вырваться из опостылевшего филиала, Целик уже дважды просила Коломнина взять ее к себе. Но дважды получила отказ. Похоже, бойкая Катенька решилась заслужить перевод иным способом. Во всяком случае включения в тургруппу она добилась, узнав, что едет начальник УЭБ.

Облепленный брызгами, Коломнин несся по водной глади, зажмурившись от нарастающего наслаждения. Упоение скоростью выметало из него колющие воспоминания о московских неурядицах.

Вскрик сзади, на этот раз неподдельный, заставил открыть глаза. Из-за его спины рука Кати показывала вперед. Метрах в двухстах, лоб в лоб, несся Ознобихин. Поначалу Коломнин собрался, как и положено, отвернуть. Но в улыбочке Ознобихина почудилось ему нечто особое, как бы продолжающее последнюю фразу. Был в ней вызов – «лоб в лоб». И не принять его Коломнин не мог. А потому, крепче вцепившись в руль, он выравнял курс и еще прибавил газу. В свою очередь и Ознобихин, дотоле игравшийся, сузил глаза и поерзал на сидении, устраиваясь понадежней.

Машины понеслись друг на друга с удвоенной скоростью.

Сто. Пятьдесят! Сорок метров!! Напряженные, устремленные друг на друга фигуры.

– Пора! – Катенька неуверенно потрепала Коломнина по спине. – Пора же! Это вы что, так шутите?!

И, что-то окончательно определив, безнадежно пробормотала:

– Господи! Да вы же психи… Не-ет!

Привстав, Катенька дотянулась до руля и с силой дернула его влево, так что мотоцикл развернуло боком. Налетевший в следующую секунду Ознобихин опрокинул его носом, а сам, хоть и с трудом, выровнял собственную машину. Победно вскинув кулак, сделал круг почета вблизи поверженных, барахтающихся противников и, полный торжества, устремился к берегу.

Коломнин вскарабкался вновь на мотоцикл, неохотно втянул барахтающуюся Катеньку.

– Ну, вы оба… – сквозь зубы приготовилась она высказать наболевшее. Но что-то остановило ее. И после паузы совсем другим, обволакивающим голосом закончила. – Мальчишки! Какие же вы еще мальчишки.

Желание кататься разом пропало, и, раздосадованный поражением, Коломнин направился к берегу. Там, вокруг машины Ознобихина, столпилось с десяток набежавших откуда-то тайцев.

– Ты представляешь, какие гниды, – обрадовался его появлению Ознобихин. – Требуют с меня пятьсот долларов. Поломку, видишь ли, обнаружили. Так для того и техника, чтоб ломаться.