Некрасавица и чудовище - Анна Бруша

Подругам пришлось подчиниться, несмотря на любопытство. Но с матушкой не поспоришь.

— Итак, как пропал браслет?

Мы снова вошли в кабинет матушки. Она опустилась в кресло, которое предательски тяжело скрипнуло.

— Не знаю, — со всем возможным смирением произнесла я. — Пожалуйста, позвольте мне связаться с отцом.

— Не знаешь, — эхом повторила матушка.

Стоило больших усилий сохранить невозмутимый вид.

— Ну что ж… истории известно три примера, когда браслет потерялся сам собой, — сказала матушка.

Я ощущала ее обжигающий взгляд. Нет, она не смогла бы управлять обителью и пансионом, если бы не была хитрой и изворотливой. Я чувствовала, что она играет со мной, и принимала эти правила. И признаваться не собиралась. Сейчас нужно изображать недоумение, краснеть, бледнеть и лепетать. Хорошая воспитанница.

— Не знаю, что произошло, — сказала я, — вот он был, а потом исчез.

— Знаешь, я позволю тебе поговорить с отцом, — сказала матушка и улыбнулась. — Садись за мой стол.

Она достала из шкафчика резную шкатулку, из которой извлекла пару кристаллов. Отточенным движением положила их на зеркало и начертила магический знак в воздухе. Кристаллы начали разгораться холодным синим светом, зеркальная гладь пошла рябью.

— Теперь можешь позвать отца.

— Отец… — голос сорвался, я откашлялась и повторила: — Отец, это я, Магда… Ответь, пожалуйста… Отец.

— Магда? — усиленный магией голос отца, казалось, заполнил весь кабинет. — Дочь? Что случилось?

— Папа! Сегодня к нам в пансион приезжал Силан Дрейн.

— Я знаю. Ты получила браслет?

— Да…

— Хорошо. Я рад. Да озарит свет ваш будущий союз.

— Отец, пожалуйста, скажи, почему Силан Дрейн? Это же ошибка?! Ты же не мог отдать меня ему?!

Отец молчал. Матушка поудобнее устроилась в кресле и рассматривала книги в шкафу, как будто увидела там что-то новое и чрезвычайно занимательное. Потом она поднялась и достала трактат Каприола Смелого «Рассуждение о добродетели». Открыла книгу где-то посередине и погрузилась в чтение.

— О какой ошибке ты говоришь? Кас и Дрейн породнятся, это откроет нам всем новые возможности.

— Папа, он был так груб… Я не могу выйти за него.

— Я поговорю с ним, Магда.

Вздох облегчения сорвался с моих губ.

— Но ты тоже должна понимать, что он боевой маг. Пока ты в безопасности живешь и учишься в пансионе Светлейшей, он защищает нашу империю. Естественно, что Силан несколько огрубел. Он бывает резок…

— Нет, папа, ты не понимаешь. Я ему совершенно не понравилась! — тут голос опять предательски сорвался. — Все, что ему нужно, — это приданое.

— Что он тебе сказал?

— Так и сказал про приданое. Ясно дал понять, что считает меня некрасивой. Он… лучше мне принять участие в отборе и…

— Дочь моя… теперь послушай очень внимательно.

Я замолчала. Матушка оторвала взгляд от книги и уставилась на меня.

Голос отца зазвучал снова.

— Ни в каком отборе невест ты участвовать не будешь, — сказал как отрезал. — Твой жених достойнейший маг, воин и светлый. Он будет заботиться о тебе. Я со спокойной душой вручу тебя ему. Силан благороден и из хорошей семьи. И потом, Магда, ты не самая красивая девушка…

Он замолчал, подбирая слова.

— Я знаю два языка и наречие темных в совершенстве. Еще колдую…

— Магда, — голос отца звенел льдом, — пойми… Во время отбора, конечно же, устраиваются испытания. Девушки могут показать свое магическое искусство.

Я услышала его тяжелый вздох.

— Ты можешь в совершенстве вести светские беседы… на разных языках. Но… Я знаю, ты умная девочка, поэтому могу тебе это сказать, и ты поймешь правильно. Поверь, мужчины прежде всего смотрят на внешность. Жена благородного человека, особенно мага, — это украшение его жизни.

Я упрямо сжала губы.

Матушка внимательно слушала, и вид у нее был очень довольным.

А я собиралась с силами.

— Отец, он сказал, что не хочет этого брака. Возможно, у него уже есть любимая…

— Все это романтическая чушь! — вспылил отец. — Ты девица, и тебе простительно. Но есть долг. Он сделает то, что хорошо для обеих семей! Дочь! Меня начал утомлять этот разговор. Я желаю тебе добра.

— Отец, — совершенно непочтительно перебила я, — но ты же любил маму, а мама любила тебя…

— Замолчи!

Сказано было с такой яростью, что я сильнее вжалась в кресло. Мне словно только что отвесили пощечину.

— Прости меня, отец.

Я призвала на помощь все свое самообладание, благо всю сознательную жизнь только и делала, что держала себя в руках.

— Хорошо, я прощаю тебя. Вы поженитесь на праздник Белой луны, так что впереди несколько месяцев, чтобы свыкнуться с мыслью. Можешь заняться выбором платья и украшений.

Сказал так, словно бросил собаке кость. Словно платье и украшения для одного дня могли компенсировать целую жизнь.

— Спасибо, отец, — чинно ответила я.

Почувствовала, как он расслабился. Думает, что победил, но у меня еще оставался совершенно неоспоримый аргумент. Я рассказала про браслет. Правда, упустив некоторые детали. К моему удивлению, кристаллы померкли, зеркало разгладилось и стало обыкновенным стеклом.

— Похоже, твой отец разорвал сеанс связи, — сказала матушка. — Магда, ты точно не хочешь ничего мне рассказать?

Я упрямо помотала головой.

— Можешь идти… — голос матушки звучал на удивление мягко. — И приведи себя в порядок. Твое платье выглядит неподобающе. И запах… знаешь ли…

Действительно, переодеться не помешает.

* * *

Сон никак не шел. Я ворочалась с боку на бок в своей узкой, а сегодня особенно жесткой кровати. Уже давно стихли смешки, вопросы, двусмысленные шуточки — тишина в дормитории нарушалась тихими вздохами. Дари что-то бормотала во сне. За окном ухнул филин. Я осторожно откинула тонкое одеяло. Нужно подумать и получить поддержку.

Осторожно, чтобы ненароком никого не разбудить, пошла к выходу. Туфли держала в руке. Босые ноги быстро заледенели, зато мое исчезновение из общей спальни осталось незамеченным: никто не был потревожен.

Ночь преображает все вокруг. Тьма коварна, она играет с разумом и меняет предметы, придавая им неожиданные очертания. В коридорах, освещенных одним лишь лунным светом, непривычно тихо. Тишина звучала опасно, словно за очередным поворотом могло поджидать мифическое чудище.

Эйфория от моего «смелого» поступка окончательно отступила. Только сейчас я начала понимать, что наделала. Ощущение свободы исчезло. Остались боль и горькая грусть, которые жгли грудь словно огнем. Подумала о том, что должна быть в ужасе… Но нет… ничего похожего. До сих пор не верилось, что отец не изменит своего решения.