Биомем - Владимир Смирнов

С досады он слегка перебрал, и когда под конец Динка удалилась припудрить носик, прямо спросил Олега:

— Скажи, почему она такая? И почему всё равно к ней тянет?

Неуместный вопрос не смутил Олега; он дипломатично перевёл всё в шутку.

— Она ведьма. Вернее, ведьмочка.

— В смысле? — не понял Леонид.

При слове «ведьма» ему представлялась костлявая горбоносая брюнетка с копной спутанных волос. А Динка была блондинкой с короткой стрижкой, спортивной фигурой и милым носиком, на котором в марте появлялась горстка трогательных веснушек.

— Ведьма — это женщина, которая не примет тебя таким, каков ты есть, — объяснил Олег, — ей всегда будет хотеться бо́льшего. Жизнь с ведьмочкой будет не самой… Не самой упорядоченной. Но только рядом с такой женщиной мужчина может чего-то достичь.

— Почему?

— Потому что мы ленивые сволочи.

Леонид хотел возразить, но сдержался, вспомнив, что Динка успела шепнуть ему про Олега — без пары, в поиске, и не самом активном. Значит, ему виднее.

Динке про этот разговор Леонид не рассказал, но про ведьмочку часто вспоминал, особенно во время секса. А сейчас вот вспомнил и про ленивую сволочь. Он выпятил нижнюю губу, скорчив обиженную гримасу своему отражению — не Супермен, не герой, не избранный. Ну и ладно.

4

В пятницу они встретились поздно. Перекусили наскоро, зато постельные игры растянули дольше обычного. Леонид взглянул на настенные часы.

— Может, останешься?

Динка на секунду задумалась, потом кивнула.

— Ладно. А знаешь, ты сегодня очень-очень сексуально озабочен. Что, начальство наезжает?

— С чего ты взяла?

— Догадайся с трёх раз.

Леонид не ответил. В последние дни Динка часто поддразнивала его, намекая на супергеройскую способность расправляться со злом в постели. Сначала он пытался спорить — мол, у всех же так.

— Отнюдь, — ответила Динка. — Большинство пропускает зло сквозь себя и возвращает его в мир. А многие даже приумножают. У людей хватает своего зла, им чужого не нужно. Они стараются поскорее сбросить его на кого-то. А ты не такой. Ты не злой.

— Не злой? — переспросил Леонид. — Обычно в таких случаях говорят «добрый». Здесь какой-то подвох?

Динка легонько погладила его по щеке.

— Ну какой из тебя добрый! Добро сегодня — это что-то здоровенное с кулаками, месящее зло в кровавую кашу. А это точно не про тебя.

— Но тогда это и есть зло, — возразил Леонид, — только зло с другой стороны.

— Именно! А ты у меня ни с какой стороны. Ты по жизни не злой.

— Ты думаешь? Просто я так обустроил свою жизнь, что ссориться мне не с кем и не из-за чего. У меня есть всё, что мне нужно, и это никого не задевает. Да что ссориться, мне даже соревноваться не с кем и не из-за чего.

Динка притворно нахмурилась.

— Уверен?

Леонид почувствовал щемящий зуд ревности. Можно сколько угодно уверять себя, что давно пора избавиться от этого глупого чувства, рудимента ушедшей эпохи; можно доказывать себе, что для ревности нет никаких оснований — всё бесполезно. Ревность всегда найдёт лазейку, проскользнёт, просочится — и вот она здесь во весь рост. Снова попался. Леонид приподнял голову.

— Ты что, обиделась? Брось, ты же всё понимаешь.

— Ага, — кивнула Динка. — Я же у тебя умная, сама всё придумаю.

Динка, конечно, была умной девочкой, но в этот раз она ошиблась. Леонид не считал себя добрым (ладно, пусть «не злым», хотя это резало слух). Всё же в бесконфликтности, наверное, больше трусости, чем доброты. Зато в соцсетях он порой позволял себе колкости, прекрасно понимая, как они ранят случайного собеседника. Вот и вчера он прочитал одному кошатнику целую лекцию про токсоплазмоз.

В детстве у Леонида была собака, и он надеялся, что когда-нибудь снова будет — когда в его жизни появится хоть какая-то стабильность. Так что, по крайней мере, в одной из сетевых войн он чётко знал свою сторону. В тот день у него с утра болела голова, настроение было препаршивое; а тут ещё в ленте нарисовался этот кошатник со своим «ми-ми-ми, мяу-мяу». Ну и получил по полной.

Toxoplasma gondii (названия Леонид, конечно, не помнил, подсмотрел в Википедии) — одноклеточный паразит с двухфазным жизненным циклом. Бесполую часть жизни он может провести в любом теплокровном животном, но для полового размножения ему надо попасть в организм кошки. А жизнь, как известно, ради размножения готова делать всё что угодно. Чтобы пронести свои гены сквозь время, простейший одноклеточный паразит научился управлять поведением высокоорганизованного животного. Инфицированные мыши теряют страх, начинают выходить на открытые территории. Кроме того, запах кошачьей мочи, который отпугивает здоровых мышей, больных, наоборот, притягивает. Заражённые мыши сами приходят в кошачьи владения, буквально лезут в рот котам. Паразит находит своего конечного носителя, в котором может размножаться — что и было его целью. Проще говоря, паразит управляет поведением носителя даже в ущерб его здоровью и жизни.

Люди также подвержены этой болезни, причём заражают их именно кошки. В мозгу и других органах образуются псевдоцисты, выделяющие вещества, способные влиять на поведение человека — тот становится более склонным к риску, депрессии и суицидальным забавам. Увлёкшись, Леонид добавил от себя, что и сама любовь человека к кошкам — не аутентичное чувство, не чистый фонтан окситоцина, но всего лишь эмоция, искусственно созданная паразитом. Порча, наведённая токсоплазмой исключительно для собственной выгоды.

Отправив коммент, Леонид устыдился и уже хотел добавить несколько слов про недостаточность выборки, малую статистику и сомнительность конечных выводов — но не успел. Мгновенный бан. Щелчок мышкой. Интересно, — подумал Леонид, — кто же на самом деле управлял щёлкнувшим пальцем — сам кошатник или поселившийся в нём паразит?

5

Борис прошёл вдоль стены с экраном и уселся в кресло рядом с Матвеем.

— Что-то серьёзное?

— Пока не знаю. Посмотри сам.

Матвей щёлкнул мышкой, и на экране появилась колонна «За всё хорошее против всего плохого». Дошла до трибуны, выровнялась в стройные ряды, промаршировала, чеканя шаг и скандируя свой лозунг. А затем ряды распались, превратившись в обычную праздничную толпу. Этот странный марш продолжался недолго, секунд сорок; но ролик, объединивший записи с разных камер, растянулся минут на пять.

— Ну как? — спросил Матвей. — Что думаешь?

Борис пожал плечами.

— Красиво прошли. Наверное, долго репетировали. Терпение и труд до блеска натрут и самое бессмысленное занятие. Реконструкторы?

— Нет. Не реконструкторы, не ролевики, не спортсмены, не военно-патриотическая организация, не нацисты, не ультра… В общем, «не» любое движение, которое ты можешь вспомнить. И нет — они нигде не репетировали. Даже ни разу не собирались все вместе.

— Не может быть! — не поверил Борис. —