Знак ворона - Дмитрий Вересов

— Ну я ведь уже объяснила тысячу раз, — возмущенно протестовала Таня, — в России ваших Рембергов не знают, у нас резко бьют ладошкой по спине, вот так, — и Таня сильно шлепнула Колина по спине, типа — это тебе за то, чтобы не приставал к девочке с ерундой.

— Это ваши русские медведи друг дружку кулаками лечить могут, а по-нормальному, по-человечески все совсем по-другому делается! — продолжал наставлять Колин сквозь смех. — А тем, кто у нас приехал из диких стран, я, как ваш начальник, обязан еще раз продемонстрировать позу Ремберга.

И тут Колин поймал Таню сзади и обнял ее обеими руками, сильно прижимая к себе…

Таня визжала, пытаясь вырваться, — ой, люди, на помощь, начальник пристает с сексуальными домогательствами, где мой адвокат!

Колин же тоже кричал, — дурочка, это я тебе позу Ремберга показываю, как твой начальник, дабы застраховаться от несчастного случая, учу тебя технике безопасности при еде шашлыка на съемочной площадке!

— Танька, не верь ему, это он тебя технике безопасного секса учит, — хохоча орал Майк…

— Давайте лучше выпьем за все, что хорошо кончается. За то, что Ник остался жив. За то, что тот длиннющий эпизод мы пересняли по новой с первого дубля. За то, что пока Нику подправляли грим, я успел-таки побаловаться шашлычком!

— А я вот хочу предложить выпить за Татьяну, — вмешался Николас, — за мою прекрасную спасительницу.

— Ну вообще-то прежде, чем спасти, она тебя чуть не угробила. Шашлыком-то ты чьим подавился? — встрял Майк.

— Все, оставим споры. Татьяна, за тебя! Мы все тебя очень любим и ценим, и ты не должна никогда об этом забывать! Мужчины пьют стоя и до дна! — и Колин первым опорожнил свой стакан.

А потом он куда-то ушел. Вернулся через несколько минут, неся в руках морской китель, тот самый, в котором Татьяна жарила шашлыки и потом снималась в заглавной сцене фильма — сцене, где капитан первого ранга Александр Чайковский, которого играл сам Колин, объясняется в любви супруге старпома Кутузова.

— Вот, Татьяна, надень, уже прохладно.

Татьяна, действительно, немного озябла, поэтому с благодарностью накинула на плечи этот мужской наряд: в последний разок покрасоваться — она знала, что китель ей очень к лицу.

Больше споров не было. Смеялись, рассказывали друг другу последние голливудские сплетни. И Таня забыла о том, что недавно сердилась. Она была счастлива: завтра, уже завтра она обнимет своих мальчишек, прижмет их к сердцу и пообещает им, что больше не будет разлук длиною в полгода. А потом они сядут за стол, будут пить чай и разговаривать. Им столько всего надо друг другу рассказать! И она не станет требовать, чтобы в девять вечера они отправлялись спать. В такой день можно нарушить правила и отменить детское время. Разумеется, только на время, только на один раз.

Эти сладкие грезы разрушил Фитцсиммонс. Когда все начали расходиться, он вызвался проводить Таню до машины.

Боже милостивый! Могла ли бедная Таня еще года два-три тому назад подумать, что у нее будет личный пресс-секретарь?

Обвал жаждущих ее комиссарова тела случился полгода тому назад, после скандала с убийством Григория… Тогда ей казалось, что все журналюги всей желтой прессы мира, все папарацци накинулись на нее, как те галки с грачами из классического ужастика Хичкока.

Именно тогда она впервые почувствовала на своей шкуре, что значит быть голливудской звездой.

От них совершенно невозможно было отбиться. Они шумели, галдели, подстерегали на каждом шагу, и стоило ей по неосторожности высунуться куда-нибудь, как накидывались всей стаей и жалили, клевали, долбили клювами своих микрофонов и диктофонов, не оставляя своей жертве никакого шанса.

Трижды она меняла номер своего телефона, и все напрасно. За день аппарат раскалялся до состояния сердитого польского чайника, что со свистком. И даже если звонков какое-то время не было, расслабиться не удавалось — возникало ощущение, что эта пауза — всего лишь затишье перед бурей. Увы и ах, так оно всегда и оказывалось. Звонили журналисты и представители различных издательств, звонили поклонники, звонили странные субъекты, представлявшиеся ее давними знакомыми, и, наконец, самое неприятное — гробовая тишина в телефонной трубке, нарушаемая только прерывистым тревожным дыханием. В такие минуты Татьяна начинала сравнивать себя с героиней дешевого триллера.

Но гораздо больше волновал ее вопрос собственной славы, не дававшей ей вздохнуть свободно даже в стенах собственного дома. Отключить телефон, поменять номер — полдела. Нельзя было, например, подходить к окну, особенно если ты без макияжа и не в парадно-выходном костюме — на улице всегда дежурили профессионалы-фотоснайперы.

Когда Гриша Опиум был еще жив и вся эта катавасия с прессой еще только-только начиналась, двоим репортерам удалось захватить ее врасплох. Они настигли Татьяну, когда она возвращалась со съемочной площадки.

— А это правда, что вы отдали Григорию Орловскому половину своего гонорара за главную роль?

— А ваш муж знает про ваши любовные похождения?

— А кто ваш нынешний бойфренд?

Бойфренд! Как будто они разговаривают с семнадцатилетней соплюхой! Она мать двоих детей, и ей порядком за тридцать. Какой к чертям бойфренд!

Татьяна припомнила впервые увиденный ею в Чехословакии знаменитый фильм о битломании — “Ночь после трудного дня”, где ливерпульская четверка играла самих себя. Татьяна тогда не могла поверить, что при такой истерической, граничащей с безумием популярности, когда едва ты выйдешь из отеля или собственного лимузина, как на тебя накидывается толпа фанатов и папарацци, невозможно продолжать что-то делать, что-то создавать. Ведь даже жить в такой обстановке, по ее мнению, просто невозможно. Но теперь она и сама хлебнула подобного счастья — быть звездой. Звездой, чья личная жизнь, по условиям шоу-бизнеса, является уже общественным достоянием, так как представляет собой самый ходовой товар, пользующийся бешеным спросом.

После случая с теми двумя нахальными журналюгами, заставшими ее врасплох и нагло попытавшимися проникнуть в ее личную жизнь, неприкосновенность которой прописана в Конституции, Таня стала очень осторожной. Она всегда звонила Колину Фитцсиммонсу, спрашивая его разрешения, давать ли интервью той или иной газете или телеканалу. Колин мягко, почти ласково объяснил ей, что паблисити в киношном бизнесе является главной компонентой успеха и что как ни парадоксально, но чем паблисити скандальней и чем грязнее артистическое белье, выставляемое на общественное обозрение, тем выше рейтинг артиста. Так что плакать здесь точно не стоит, лучше отнестись ко всему с юмором. А впрягаться в судебную канитель у них сейчас нет времени, поэтому пусть она выкинет всю эту чушь из головы, а многострадальную пачку некачественной бумаги отправит на помойку.

Потом Колин попросту замкнул Татьяну на своего пресс-секретаря, умненькую, ловкую девчонку со смешным именем Алабама Джонс. Вертлявенькая, юркая, вся в веснушках и вечно в одних и тех же студенческих блю-джинсах, Алабама вертела журналистами, словно шеф-повар на кухне огромного ресторана своими поварятами. В общем, сравнение журналистского цеха с кухней — отнюдь не ново. Скандалы и сплетни пеклись здесь всегда, как те блины на русскую масленицу. Стопками по сорок штук на одном блюде!