Книжная лавка - Синтия Суонсон

Переглядываюсь с Ларсом. Он смотрит на меня с нежностью и… желанием? Ничего себе. Разве женатые люди так друг на друга смотрят? Даже когда у них болеет ребенок?

– Что будем делать? – спрашивает Ларс. – Ты всегда знаешь, как поступать в таких случаях, Катарина.

Всегда знаю? Какой интересный сон. Смотрю в окно на зимнее утро. Стекло затянуто инеем, падает снег.

Тут до меня доходит, что я действительно все знаю, хотя сама не могу этого объяснить. Я встаю и иду через коридор в ванную. Точно помню, на какой полке стоит маленькая пластиковая бутылочка с детским аспирином. Вытаскиваю из упаковки одноразовый стакан и наливаю немного теплой воды. Нахожу в бельевом шкафчике маленькое полотенце, смачиваю его холодной водой и отжимаю.

Прихватив полотенце, бутылочку с лекарством и стакан, решительно направляюсь в комнату Мисси. Бережно накладываю ей на лоб холодное полотенце и даю две таблетки аспирина. Она послушно глотает, запивая водой. Потом улыбается мне и ложится на подушку.

– Теперь тебе надо отдохнуть.

Я укрываю Мисси одеялом и приношу ей несколько книжек с картинками – из тех, что стоят на полке. Она принимается за книгу «Мадлен и собака». Это замечательная история из детской серии Людвига Бемельманса про Мадлен, ученицу парижской частной школы для девочек, и ее одиннадцать одноклассниц.

Мисси водит пальцем по строчкам и шепотом читает.

Ларс берет меня за руку. Мы улыбаемся дочке и тихонько выходим из комнаты вместе с нашим чудесным сыном.

И тут сон заканчивается.

На прикроватной тумбочке оглушительно трезвонит будильник. Я машинально нащупываю кнопку и только потом открываю глаза – стены в комнате желтые. Я дома.

– Господи, и приснится же такое! – говорю я сама себе, с трудом отрываясь от подушки. Аслан, полосатый рыжий кот, жмурится и тихонько мурлычет, свернувшись клубком у меня под боком. Я назвала его в честь льва из книжки Клайва Льюиса «Лев, колдунья и платяной шкаф» – потрясающая история, особенно для любителей детского фэнтези. Я с нетерпением ждала выхода каждого нового романа из цикла «Хроники Нарнии», а потом несколько раз перечитывала всю серию целиком.

Я осматриваю спальню. На окнах нет ни занавесок, ни жалюзи, а вдоль деревянных рам все еще наклеена малярная лента. На прежнем месте остались только кровать и тумбочка: вчера, прежде чем перекрашивать стены, мы с Фридой перетащили бюро и сундук в гостиную, чтобы не забрызгать мебель и освободить место. В комнате пахнет краской, но стены получились радостными и яркими, по-настоящему солнечными. Ровно то, чего мне хотелось. С довольной улыбкой я встаю и, осторожно ступая по газетам на полу, набрасываю домашний халат.

По дороге на кухню я останавливаюсь, чтобы включить радиоприемник, который ютится среди кипы книг и журналов на одной из обшарпанных полок, доставшихся мне на гаражной распродаже. Я прибавляю громкость и настраиваю приемник на нужную волну. Там как раз звучит песня «Sherry» группы «The Four Seasons» – в последние дни я постоянно слышу ее по радио и готова поспорить, что на этой неделе она займет первое место в хит-параде.

Подставив кофеварку под кран, набираю воды, потом вытаскиваю из кухонного шкафчика жестяную банку с молотым кофе и отмеряю его ложкой.

– А теперь послушаем старую добрую классику, – говорит ведущий. – Кто-нибудь еще помнит эту песню?

Звучит новая композиция, и я застываю на месте, не донеся ложку до кофеварки. Мою крошечную квартиру оглашает голос Розмари Клуни.

– Ну и совпадение, – говорю я Аслану, который зашел на кухню проверить, не налила ли я ему утреннюю порцию молока. Высыпаю в кофеварку остатки кофе и включаю ее.

Песня – я наконец вспомнила название, «Hey There», – появилась в эфире семь или восемь лет назад. Не помню, в каком году она была популярна, но я тогда часто ее напевала, а потом забыла. И вспомнила только прошлой ночью.

Ах, эти дивные глаза незнакомца из сна, пронзительные и синие, как море на открытке из какой-нибудь экзотической страны. Я должна была испугаться, но страха не было.

Я ничего не могла с собой поделать. Он так заглядывал в мои глаза, так смотрел на меня, будто я для него – самый важный на свете человек. Будто я для него – целый мир.

Я не привыкла к подобным взглядам. Никто и никогда так на меня не смотрел, даже Кевин.

А как Ларс со мной говорил! «Катарина, родная, вставай. Ты, наверно, еще не проснулась. Ты всегда знаешь, что нужно делать в таких случаях, Катарина».

В реальном мире со мной никто так не разговаривает. И никто не называет меня Катариной.

Пару лет назад я решила поэкспериментировать и воспользоваться своим полным именем. Это было как раз тогда, когда мы с Фридой открыли книжную лавку. Новая работа, новая жизненная веха (за несколько месяцев до этого мне исполнилось тридцать) – я чувствовала, что пришла пора больших перемен. Да, мне никогда не нравилось длинное и громоздкое «Катарина», но я не придумала другого способа показать всем, как сильно я изменилась. Ко всему можно привыкнуть, рассудила я и рьяно взялась за дело.

На всех моих конвертах и на бумаге для писем было отпечатано имя «Катарина Миллер». Я попросила Фриду и остальных друзей звать меня Катариной. Я представлялась так покупателям и владельцам других магазинов на Перл-стрит, с которыми мы еще только начинали знакомиться. Я даже родителей попросила называть меня полным именем, и они выполнили эту просьбу – правда, без особого энтузиазма. Что тут скажешь, они всегда потакали моим прихотям.

Фриду убедить оказалось труднее.

– Тебе так идет имя Китти! Зачем его менять?

Я пожала плечами и заявила, что пора взрослеть.

Катариной я представлялась даже потенциальным кавалерам. Мне хотелось начать все заново и стать кем-то другим. Кем-то более утонченным, более опытным.

Ни с одним из тех кавалеров у меня не сложилось. Новое имя не сделало меня другим человеком, как бы я этого ни хотела.

Несколько месяцев спустя я выкинула конверты с надписью «Катарина Миллер» и снова стала Китти. Никто ничего не сказал.

Отношу чашку кофе к письменному столу, стоящему у окна в гостиной. Раздвигаю занавески. С этого места отлично видна Вашингтон-стрит. Начинается солнечный теплый сентябрьский день. По улице идет почтальон, и я машу ему, пока он кладет письма в мой ящик и ящик семьи Хансен. Хансены – хозяева этого дома и живут во второй его половине. Проводив глазами почтальона, я выхожу и забираю свои письма и утреннюю газету.

Ларс, Ларс… Это имя по-прежнему не выходит у меня из головы. Кто он такой?

И где я слышала это имя?

Возвращаюсь в дом, на ходу просматривая газетные заголовки. Вчера президент Кеннеди произнес речь в университете Райса и пообещал, что в конце этого десятилетия на Луну ступит первый человек. Ну уж нет, поверю, когда увижу своими глазами. Я бросаю газету на обеденный стол: почитаю за завтраком.