Вяземская голгофа - Татьяна Беспалова

– Тормози!!! – завопил Анатолий.

Услышав его мольбу, из темных кустов наперерез газику метнулась тень. Тимофей ударил по тормозам. Кто-то отчаянно и протяжно свистнул.

Генка успел схватить Клавдию в охапку, прежде чем они оба ударились лбами о спинки переднего сиденья. Сестренка так и не проснулась, зато Генка сильно ударился лбом. ГАЗ-69 стоял неподвижно, подобно монументу. От покрышек поднимался вонючий дымок. Пахло горелой резиной. На заднем сиденье Генка ерзал, стараясь приподняться, чтобы увидеть своё лицо в зеркале заднего вида. Нет ли синяка? Разглядел – расстроился. Заметный кровоподтек багровел посредине лба.

– Прошу предъявить документы! – Генка обернулся на окрик.

Рядом с водительской дверью белело щуплое, вертухаистое подобие офицера. Нечто бесформенно-округлое с выправкой приказчика из зеленной лавки. Существо, кое-как перетянутое портупеей, носило лейтенантские лычки. Говорило оно вполне человеческим голосом и так гнусаво требовало внимания к себе, что Генка заскучал. Претензии, угрозы арестом и штрафом, всякая прочая дребедень. Какая досада! Разве ж этот человек не понимает – у них отпуск! Они живы. Живы! Тимофей борзо препирался с ним. Анатолий благоразумно молчал. Клавдия спала. Генка ещё раз, украдкой, приложился к коньяку. Освежившись, он в конце концов уразумел: у них хотят проверить документы. Генка стал прислушиваться к разговору.

– Как звать-то тебя, служака? – Тимофей счел возможным переменить тон.

– Викентий…

– Ах Викентий! – захохотал Тимофей. – А у нас есть свой лейтенант. Да-с, свой! Только он сейчас в штатском! Эх, Генка!

– Я, товарищ капитан!

– Спроси у постового: кто он такой?

– Послушай, Тимка. Лейтенант при исполнении. Не надо! – зашептал Анатолий Афиногенович.

– Лейтенант Викентий Стороженко! – рявкнул вертухай. – Предъявите документы.

Документы предъявили. Пока Викентий Стороженко светил фонариком в их удостоверения, Генка успел спрятать недопитый коньяк под сиденье.

– Откуда тут у вас девица? Почему она не подает голоса? – рявкнул Викентий.

– Это моя сестра, Клавдия Вениаминовна Наметова. – Генка приложил ладонь к шелку сорочки.

– Пройдемте в отделение! – лейтенант положил ладонь на кобуру.

– Экий ты серьезный, товарищ лейтенант!

– Да. Я – товарищ! А вы есть буржуйский элемент.

– Мы? – налитые нехорошей краснотой глаза капитана, казалось, сейчас выскочат из орбит. Хоть ладонь подставляй и лови.

Человек в штатском на переднем пассажирском сиденье, хоть и был навеселе, показался Викентию вполне безобидным. Одет без шика, в обычную бумажную толстовку и жеваные брюки, при знатных буденновских усах. На голове – кепчонка, обут в мягкие парусиновые штиблеты. Сразу видно – солидный человек, без лишних причуд. Другие же два – сущие модники. Вырядились! Один в шелка и дорогое сукно, другой – того хуже – в парадный китель и при орденах. Летчик-герой! Всех кошек в Нескучном саду передавил! Девица, что при них оказалась, ни жива ни мертва и слишком уж молода. Совсем девчонка. Надо летчику-капитану пролетарскую справедливость показать. Надо!

Проверив документы, Викентий веско произнес:

– Девушка и вы, Анатолий Афиногенович, можете быть свободны. Остальных задерживаем до выяснения. Включая автомобиль.

* * *

Пришлось вызвать усиленный наряд и кое на кого надеть наручники. Капитан рычал, буравил милиционеров глазами. Викентий ждал драки и не дождался. А жаль. Так хотелось насовать капитану! Но шелковый модник оказался чрезвычайно речист. Сумел уговорить всех. Мятый в кепке и пьяная девица убрались в темноту Нескучного сада. Шелкового и капитана погрузили в милицейский фургон и доставили в отделение. Всю дорогу задержанные вели себя смирно. В отделение вошли без скандала. Можно было бы всё равно насовать. Но как быть с орденами? «Боевое Красное Знамя», «За отвагу» – это вам не броши с жемчугами. Надо уважать. Мало ли что! Да и шелковый – тоже ведь летчик, хоть наградами и не хвастался, но по виду ясно – имеет их.

Летчиков оформили быстро. Они и не возражали. Викентий, во всех прочих смыслах звезд с неба не хватавший, по части шепотков и подпольных реплик был большим мастаком. Всё умел услышать, всё ухитрялся понять. Капитан тихим голосом грозился разметать отделение в щепы. Товарищ же его, напротив, невзирая на явное и сильное опъянение, оставался законопослушным. Если б драться надумали, тогда уж Викентий оказался бы в своем праве и насовал бы обоим. А так, молчком обоих определили в кутузку и оставили в покое до полного оформления. Перед этим с капитана сняли наручники, а зря. Уж и бился он о стены, и сотрясал ручонками решетку. Мелко изваянный, но злой человек и очень неспокойный. Дородство придает мужчине рассудительность и основательность в поступках. А когда мужик телесным размером не удался, то всегда вреден, кусач и неуемен, будто клоп. Это Викентий знал по себе. И сам ростом не удался, но следил за питанием для устранения щуплости. В кутузке шелковый модник снова принялся уговаривать своего командира и уговорил. Тот перестал буянить. Тогда шелковый попытался договориться с Викентием на предмет скорейшего и безпротокольного их освобождения, подмигивал бесстыжими глазами – то левым, то правым, двигал носом, сморкался, ерзал, выдыхал в лицо дорогим коньяком. Тем самым коньяком, остатки которого были обнаружены при досмотре автомобиля. Капитан тем временем лег на скамью, отворотил наглую рожу к стене и, казалось, уснул.

* * *

Генерал-баба явилась перед утром, когда морока с протоколом была уже почти завершена. Запах духов мгновенно заполонил дежурную часть. Вот и дождались!

– Верочка-Верочек! – капитан подскочил со скамейки – хорошая чуйка, не хуже, чем у Викентия. Вот шнырок!

– Вера Петровна Кириленко, – веско произнесла генерал-баба.

Потом последовало воинское звание, номер военной части и стук каблуков. Викентий проявил партийную выдержку и препятствовать свиданию влюбленных не стал. Да какое там свидание? Сошлись возле решетки, отделяющей помещение для задержанных от дежурки, за ручки взялись. Пионер и его пионерка – смотреть противно. Разве так за баб берутся? Но Викентий от советов воздержался, потому что при исполнении. Да к тому же генерал-баба почти сразу отстранилась, сморщила нос.

– Фу! Перегаром разит!

– Извини, но коньяк на Шелепихе весь выпили. Пришлось водкой…

– Зачем ты пил?

– Горевал.

– О чем тебе горевать?

– Ты решила снова стать верной женой. Досада! Ты решила, а Костьке твоему все равно, верна ты ему или нет!

Шнырок ерепенился, а генерал-баба всё по сторонам посматривала, остерегалась. А дружок её знай себе поносил всё и вся. Впрочем, в политическом смысле оставался чист. Власть языком не поганил. Поносил только её мужа и горько сетовал на собственную бессемейность. Бесенок! Крутился, скакал, колотился телом о решетку. Смотреть забавно, но слишком уж шумно.