Странное предложение - Тиффани Бонд

– Но это слишком быстро.

Он смерил ее презрительным взглядом.

– Если ты действительно любишь Петроса, то родить мне ребенка будет для тебя достойной жертвой!

И он вышел, оставив ее в состоянии шока.

Когда Керри приехала на остров, Петрос сидел у бассейна. Его лицо было мрачным, и он часто прикладывался к бутылке бренди, чтобы забыться.

– Ох, Петрос, сколько раз я тебе говорила: бренди не выход из положения, это тебе не поможет, – мягко увещевала Керри, беря бутылку из его рук.

Он улыбнулся, но в его глазах не было даже искры веселья.

– Детка, мне так тебя не хватало! Я обещал твоему умирающему отцу, что буду заботиться о тебе, а теперь получается, что ты заботишься обо мне.

– Как ты можешь такое говорить, Петрос?! Ты был для меня самым прекрасным человеком в жизни. У нас с тобой было и хорошее, и плохое. Не огорчайся, что-нибудь изменится, надо только подождать. – Она наклонилась и нежно поцеловала его. – Идем, дорогой, милый Петрос. Пора ужинать.

За столом ни Керри, ни Петрос не оценили по достоинству телятину со специями, которую Кристина приготовила для них. Керри сосредоточилась на салате по-гречески с большим количеством сыра и оливками, которые она одно время терпеть не могла, но теперь полюбила. Она ела очень сосредоточенно, надеясь прогнать из головы мысли об ультиматуме Алексиса.

Именно за этим столом она впервые увидела его. Ей было пятнадцать лет. Она была дикой, избалованной и совершенно непослушной. Бедный Петрос не знал, как с ней справиться. Она была ужасная шалунья!

Керри провела пальцем по полированной поверхности, все еще хранившей следы царапин, которые она сделала на прекрасном дереве. Глядя на них, она перенеслась в воспоминаниях к тому роковому дню.

– Но я не хочу идти к себе! – сердито говорила Керри, надув губы и заложив руки за спину. – Я хочу остаться здесь, Петрос!

– Нет, Керри. Мы уже об этом говорили. Это деловая встреча, а не детский утренник. Будь хорошей девочкой и иди в свою комнату, – ласково говорил Петрос, как бы извиняясь перед гостями.

Керри топнула ногой и усмехнулась, услышав вздох изумления присутствовавших мужчин. Греческие девушки почти всегда делали то, что им велели.

– Я хочу остаться! – проговорила она капризным тоном.

Все мужчины, кроме одного, сидевшего слева от нее, выглядели обеспокоенными. Он был моложе других, но казался более опасным, чем они.

– Керри, я больше не буду повторять! – Петрос всплеснул руками, когда она проигнорировала его слова. – Алексис, что бы ты сделал с таким непослушным ребенком?

Алексис повернулся на стуле; взглянув на девчонку с явной неприязнью, он оглядел ее детскую фигурку в розовой шелковой пижаме.

– Отшлепай ее, дружище, ребенок не умеет себя вести. Я бы не потерпел такого неподчинения в моем доме.

– Мы не в вашем доме! – дерзко огрызнулась Керри, передернув плечами и взмахнув своими длинными волосами прямо у его лица.

– Очень жаль, юная леди, потому что, будь это мой дом, вы бы уже лежали у меня на коленях. И вам было бы очень, очень больно.

– Ваши ничтожные угрозы меня не пугают. Я не гречанка и не собираюсь подчиняться приказам, – язвительно ответила она.

Петрос открыл рот от удивления и выругался на родном языке.

– Ну, хватит. Ты слышишь? – уже начиная сердиться, сказал Петрос.

Но Керри не знала, когда следует отступить. Она схватила нож, лежавший рядом с доской для хлеба, и провела им по полированному столу.

В тот самый момент, когда она уже была готова выскочить из столовой, сильная загорелая рука схватила ее за запястье как стальной обруч. Ее глаза встретились с глазами Алексиса. В них были холод и злость.

– Петрос, можно мне?

Тон, каким это было сказано, испугал Керри. Петрос посмотрел на Алексиса, на Керри, на полированный стол с огромной царапиной на нем и с отсутствующим видом кивнул.

– Нет, Петрос, прости меня!

Но было уже поздно извиняться. За несколько секунд Алексис втащил ее в комнату, не обращая внимания на вопли и пинки. К ее великому облегчению, пороть ее он не стал – просто швырнул на кровать и в недвусмысленных выражениях велел сидеть в комнате, не то он вернется. А если вернется, пригрозил он, то порки ей не миновать.

Коснувшись стола, Керри провела пальцем вдоль неровной линии на прекрасном дереве.

– Интересно, о чем ты думаешь? – тихо спросил Петрос.

Керри улыбнулась:

– Я была очень непослушной девять лет назад. Да?

Петрос кивнул:

– Конечно, ты была очень непослушной. – Он покачал головой. – Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить Алексиса. Он тебя унизил. Ты вопила, когда Алексис тащил тебя в комнату, а он просто сгреб тебя под мышку. Должен сказать, ты заслуживала наказания. – Петрос улыбнулся. – Но знаешь ли, Керри, я думаю, что благодаря ему ты стала лучше. Ты была избалованным ребенком.

Покраснев до корней волос, Керри тщательно подбирала слова. Было очевидно, что Алексис изложил Петросу совершенно другую версию того, что произошло на самом деле. Ей не хотелось, чтобы Петрос думал, что она сердится на Алексиса.

– Это было очень давно. Мы с Алексисом помирились. Я видела его в Лондоне несколько месяцев назад, и он пригласил меня на ужин, – ответила она и подумала, что лучше бы вообще ничего не говорила.

В глазах Петроса на мгновение мелькнул огонек надежды, и Керри поняла, о чем он думает. В обычной ситуации она бы постаралась разубедить своего крестного, но в данный момент сделать этого не могла.

– Простите, мистер Симари, вас к телефону. Это мистер Стефанидес с материка, – сказала Кристина, прервав их разговор. Это была маленькая крепкая женщина с темными блестящими глазами. Кристина читала Керри как книгу и, когда та сказала, что ездила на материк пройтись по магазинам, не поверила ей.

Петрос посмотрел на Керри с многозначительной улыбкой.

– Давай, Петрос, иди и поговори с Алексисом, а я погуляю по берегу, – сказала Керри со вздохом. – Вспомнишь черта – он уж тут как тут, – усмехнулась она.

Так, значит, он все обдумал. Телефонный звонок должен быть как-то связан с сегодняшним разговором. Алексис Стефанидес никогда ничего не делает без определенной цели.

Керри необходимо было прогуляться. Ее голова была полна противоречивых мыслей. Предложение Алексиса было оскорбительным. Она понимала это, но снова и снова возвращалась к мыслям о ребенке. Она любила детей.

С того момента как три недели назад она ступила на землю Греции, Керри чувствовала себя так, как будто вернулась домой, но не понимала причины. Возможно, это было радушие, с которым ее встретили, а может быть, что-то более серьезное. Возможно, это была ее судьба.