Загадка Александра Македонского - Неля Гульчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В вечерних сумерках промелькнул силуэт перса с кинжалом в руке. В тишине послышался топот ног и отчаянный крик женщины. И снова тишина.
Его слова больно хлестнули ее по лицу.
– Я не хочу больше видеть тебя, Таида! Уходи!
– Когда-то я слышала от тебя другую речь…
Александр молчал, задумчиво глядя перед собой.
Таида повернулась и пошла неуверенной походкой. Вскоре фигура ее растаяла в сумерках…
Неожиданно взор царя натолкнулся на печальное лицо Птолемея.
– Ты все еще любишь Таиду? – пристально глядя в глаза Птолемея, спросил Александр.
– Да, даже мудрость прожитых лет и другие увлечения не смогли защитить меня от ее чар.
– Безумец! Она едва не отняла у нас славу, добытую в бесчисленных битвах. Какой же я глупец! Разве истинно великий человек поддастся уловкам женщины! И это я, Александр, одно слово которого изменило ход истории! Теперь я знаю, что вылеплен из того же теста, что и все смертные, что был ничтожен и слаб.
Птолемей внимательно посмотрел на Александра:
– Не суди так поспешно! Таида – само совершенство. И нет силы более могущественной, чем женщина во всей ее слабости. Тем более, когда она так прекрасна. Как для талантливого полководца нет неприступной крепости, так для нее нет сердца, которое она бы не покорила.
– Ты хочешь сказать, что женщина правит миром?
– Да. Ради нее ведутся войны, ради нее мужчина расточает свои силы, чтобы одарить ее богатствами, ради нее он совершает подвиги и преступления, ради нее добивается славы и власти…
Александр расхохотался:
– Как вдохновенно ты говоришь, Птолемей. Ты, за которым пойдет любая из самых достойных женщин. Ты, покоритель женских сердец. Я не желаю больше видеть Таиду. Мне не страшны больше все женщины мира с их коварством. Если бы не твоя страсть к Таиде, я бы приказал спалить ее в горящем Персеполе.
Птолемей с горечью вскрикнул:
– Александр, умоляю, не искушай судьбу! Да сберегут боги твердость твоего духа и неуязвимость от женских чар, которыми ты гордишься. Моли богов, чтобы твое ледяное сердце никогда не растаяло.
– Ты волен в своих чувствах… А я… Я не желаю больше видеть Таиду. Никогда!.. – жестко бросил Александр своему ближайшему другу.
Да, по ее воле, воле прекраснейшей из женщин, он сжег Персеполь.
И он изгнал Таиду из своего сердца.
Он снова стоял среди руин, над которыми кружили вороны.
Не отсюда ли начался трагический поворот в его судьбе? Не она ли, этот вечный символ настроенных враждебно к Македонии Афин, эта знаменитая красавица, афинская гетера Таида, принесла ему поражения и несчастья? Измена ближайших соратников. Бесславная война в Бактрии со Спитаменом и скифами. Убийство верного Клита, неоднократно спасавшего ему жизнь. И, наконец, бесславный переход через Гедросийскую пустыню.
Войско столь гордо и пышно выступившее из Индии, равнялось теперь только четверти своего состава, и эти жалкие остатки завоевавшего полмира войска исхудали и сделались неузнаваемыми: в висевшей лохмотьями одежде, почти безоружны, немногочисленные лошади были изнурены и жалки, все это представляло собой картину глубокой нищеты и отчаяния.
Он был любимцем Тихе: казалось, он заключил с ней союз. Но непостоянная богиня счастья лишила его своей благосклонности и отсюда, из Персеполя, наметила ему путь навстречу поражениям и несчастьям.
В небе над Персеполем кружили и кружили вороны.
Свист пламени, как и в те далекие дни, отчетливо, будто наяву, преследовал Александра.
Снова и снова он ощущал рядом присутствие Таиды.
«Почему ты встала на моем пути, Таида? Почему я подчинился твоей воле? Так кто же ты?» – мысленно спрашивал себя Александр.
Морская синева окрасилась золотом первых солнечных лучей.
Купание в море перед восходом солнца было обязательным в школе гетер.
Таида, одна из самых талантливых учениц школы, любила эти утренние омовения. Соприкосновение с водой умиротворяло ее, и она неторопливо, с большим удовольствием плавала. Ей нравилось ощущать свое тело, плывущим по морю, которое в эти ранние предутренние часы заряжало ее волнующей энергией. Ее захлестывала волна азарта, наслаждения.
Но едва солнечный диск всплывал над морской гладью, море тут же взрывалось сверкающими брызгами.
Из воды, подобно пенорожденной Афродите, Таида появлялась первой. Мокрые волосы струились по ее совсем юному, но уже приобретающему совершенные формы телу. Следом за ней выбегали ее подруги, похожие на нимф, сопровождающих прекрасную богиню любви.
Девушки беззаботно смеялись, поддразнивая на бегу одна другую.
– О, приди ко мне, самый красивый!
– Нет, нет, нет! Пусть будет некрасив, но богат. Я хочу жить без забот и не засыхать от ревности!
– Все-таки красивый и богатый – это лучше…
– А по мне, пожалуй, пусть и похожий на Приапа, у которого вместо головы фаллос, и с избытком сил для любой женщины…
Белокурая Иола закатилась от смеха.
Таида стремительно остановилась и обернулась к девушкам:
– А я мечтаю встретить юношу, похожего на Ахилла, прожившего короткую жизнь, но полную славных подвигов!..
Перед Таидой возникло одно из ярких воспоминаний детства.
Родная сестра матери, после ее гибели от кинжала ненавистного перса, привезла Таиду в Коринф, чтобы посвятить храму Афродиты и отдать в школу гетер.
В зеленой роще они увидели обнаженных девушек, которые совершенствовали летящую грациозную походку Артемиды под неусыпным надзором наставницы.
Таида дерзко спросила красавицу-наставницу:
– А почему они голые?
Наставница ласково погладила ее по голове и, как взрослой, объяснила:
– Не голые, а обнаженные! Ты уже большая! Тебе скоро будет десять! Запомни: нагота на Крите была привилегией царей и высшей аристократии, в Элладе – богов и богинь. А ну-ка, повтори летящую походку Артемиды.
И она, Таида, мгновенно скинула с себя одежды, сбросила сандалии и грациозно прошлась перед наставницей.
Откровенно любуясь своей новой ученицей, наставница с улыбкой проговорила:
– До совершенства еще очень далеко, но я не сомневаюсь в тебе. Дерзай, Таида! Ты рождена, чтобы побеждать!
Вопрос Иолы вывел Таиду из задумчивости:
– Все достоинства редко сочетаются в одном мужчине… Или я неправа, Таида?
Таида обернулась к девушкам:
– Когда мужчина любим, все кажется в нем прекрасным.
Иола заметила: