Несущественная деталь - Иэн Бэнкс

— Черт! — выдохнула Ледедже. Она попыталась двигаться быстрее, чувствуя, как гуляет под ней деревянная доска.

— Ледедже, — прокричал Вепперс, — ты меня слышишь? — Она не ответила. — Ледедже, оставайся на месте — не двигайся, это опасно. Мы сейчас включим свет.

Загорелся свет. Он оказался не таким ярким, как она ожидала, — сумеречный свет вокруг нее, а не ослепительное сияние. Да, конечно, большая часть прожекторов была направлена на сцену внизу, а не на декорации внутри карусели. И все же теперь света хватало, чтобы получить более ясное представление о том, где она находится. Она видела серые, синие, черные и белые краски на заднике, к которому прижималась, — хотя она так и не могла понять, что на нем изображено, — видела десятки висящих над ней массивных завес, некоторые из них трехмерные, в метр толщиной, изображающие то порт, то городскую площадь, то деревню, то горные хребты, то заросли леса. Будучи поднятыми, они размещались в громадном пространстве карусели, как страницы громадной иллюстрированной книги. Она преодолела половину пути по заднику и теперь находилась ровно в середине сцены. Оставалось пройти еще метров пятьдесят. Слишком много. Ей никогда не преодолеть это расстояние. Она теперь видела и то, что внизу. Ярко освещенная сцена более чем в двадцати метрах. Она оторвала взгляд от пола. Поскрипывание под ее отчаянно перебирающими доску ногами теперь приобрело некоторую ритмичность. Что она могла сделать? Какой еще был у нее выход? Она вспомнила про ножи.

— Я все равно ее не… — проговорил Вепперс.

— Господин Вепперс! Вот эта декорация — она колышется. Смотрите.

— Черт, черт, черт! — выдыхала она, пытаясь двигаться быстрее.

— Ледедже, ты…

Потом она услышала шаги.

— Господин Вепперс! Вон она! Я ее вижу!

— Гнойный червяк, — успела произнести она и тут же услышала, как скрип у нее под ногами перешел в другой звук — доска затрещала, стала ломаться, и она почувствовала, что погружается, опускается — поначалу медленно. Она ухватилась за рукояти и вытащила из ножен ножи. Потом раздался звук, похожий на выстрел, — деревянная доска под ней сломалась окончательно, и Ледедже стала падать.

Она услышала крик Джаскена.

Она дернулась, развернулась, вонзила оба лезвия в пластичный холст, изо всех сил держась за рукоятки. Ее руки в перчатках оказались на высоте плеч, и она услышала, как рвется холст, увидела, как он расползается у нее на глазах. Два клинка быстро доскользили до основания громадной картины, где висели деревянные обломки доски.

Сейчас ножи прорежут планку в основании! Она была уверена, что видела что-то подобное в фильме, и там все это выглядело гораздо проще. Она издала звук, похожий на шипение, и развернула клинки — теперь они приняли не вертикальное, а горизонтальное положение. Падение прекратилось — она повисла, чуть раскачиваясь на порванном натянутом холсте. Ноги ее раскачивались в темноте. Черт, из этого ничего не получится. Руки у нее уже начинали болеть от напряжения.

— Что там она?.. — услышала она голос Вепперса. А потом: — Боже мой! Она же…

— Пусть они прокрутят карусель, сударь, — быстро сказал Джаскен. — Когда она займет определенное положение, ее можно будет опустить на сцену.

— Конечно! Сульбазгхи!

Она едва слышала, что они говорят, потому что тяжело дышала и кровь стучала у нее в ушах. Она кинула взгляд в одну сторону. Сломанная теперь доска, по которой она только что шла, была прежде прикреплена к основанию декорации большими скобами, вделанными в подогнутый и подшитый край гигантской росписи; справа от нее, на расстоянии человеческого тела, часть доски все еще оставалась закрепленной на своем прежнем месте. Она принялась раскачиваться из стороны в сторону, дыхание с хрипом вырывалось у нее из груди — ей с трудом удавалось удерживать руки на месте, раскачивая ноги и нижнюю часть тела, как маятник. Ей показалось, что она слышит, как двое мужчин кричат ей что-то, но не была уверена. Она бешено раскачивалась туда-сюда, а вместе с ней двигалась и вся разодранная декорация. Она почти дотягивалась…

Она зацепилась правой ногой за доску, почувствовав опору, вытащила один нож и вонзила его в холст над ней, держа клинок горизонтально. Нож вонзился в подложку под холстом и закрепился в ней. Она подтянулась, и теперь ее тело располагалось под углом сорок пять градусов к горизонту. Она вытащила второй нож и вонзила его еще выше.

— Ну, что там она?..

— Ледедже! — завопил Джаскен. — Остановись! Убьешься.

Тело ее теперь вертикально висело на двух ножах. Она качнулась и вонзила один из ножей еще выше. Мышцы ее предплечий словно горели огнем, но она продолжала тащить себя вверх. Она и понятия не имела, что у нее столько силы. Да, конечно, ее преследователи контролировали оборудование, они могли повернуть всю эту громадину и опустить Ледедже, как им нужно, но она будет сопротивляться до последнего. Вепперс ни о чем таком и не думал. Он считал, что все это еще игра, а она знала, что готова умереть, лишь бы не попасть снова ему в руки.

Потом она услышала басовитое гудение, и, издав низкий стон, задник и все остальные вокруг, над и под ней начали двигаться. Вверх. Задник, на котором она висела, пополз вверх в сумеречные высоты громадной карусели. Вверх! Ей хотелось рассмеяться, но у нее не хватало дыхания. Она нащупала внизу носками проделанные ножом прорези и теперь опиралась на них ногами, что позволило снять часть нагрузки с протестующих рук.

— Не в ту сторону, мудаки! — завизжал Вепперс. Прокричал что-то и Джаскен. — Я говорю: не в ту сторону! — снова взревел Вепперс. — Пусть они ее остановят и крутят в другую сторону! В другую! В другую! Сульбазгхи! Что это еще за игры?! Сульбазгхи!

Гигантская карусель, словно громадный вертел, продолжала поворачиваться, крутить задники и завесы. Она кинула взгляд через плечо и увидела, что по мере вращения всей системы, поднимавшей над сценой задник, по которому она ползала, все ближе становился следующий задник, все подвешенные в карусели декорации складывались, как гармошка, по мере приближения к высшей точке. Завеса, что надвигалась на нее сзади, казалась невзрачной и ровной, без каких-либо накладок — обычный холст с несколькими тонкими поперечинами для укрепления конструкции и такой же непригодный для альпинистских упражнений, как и тот, на котором она находилась. Выше виднелись более сложные трехмерные декорации, некоторые даже с освещением, которое зажглось, вероятно, когда включили свет. Она прижалась лицом к холсту и уставилась в дыру, которую только что проделала ножом.

Пред ней предстало очень правдивое изображение старого мира: необычного вида сточные трубы, странно маленькие слуховые окна, крутые крыши с шиферной кровлей, рахитичные дымовые трубы — некоторые с настоящим нарисованным дымком, клубящимся над ними, — и сетью, плетением крохотных голубых огоньков, изображающих звезды и распростершихся по всей длине холста и на двадцать или больше метров вверх над трубами и крышами. Вся эта громадина по мере вращения карусели постепенно надвигалась, медленно опускаясь.