Коррупция с человеческим лицом - Алексей Макеев

Гуров понимал, что согласиться исполнить просьбу Валерия Алексеевича означает собственными руками самому себе добавить головной боли. Никто, в том числе и сам он первый, не любит, когда вмешиваются в его дела. Тем более когда суются в еще не законченное расследование. А если он возьмется за это дело, именно этим и придется ему заниматься. Выспрашивать и «вынюхивать», «совать нос» в работу коллег.

Но ответить отказом на прочувствованную и трогательную речь художественного руководителя театра было невозможно.

— Хорошо, я постараюсь сделать, что смогу, — ответил он. — Но пока у меня практически нет информации. То, что вы сообщили, дает только самое общее представление о деле. Я могу поговорить с этой вашей знакомой? Ирина, если не ошибаюсь?

— О! — вновь эмоционально воскликнул Валерий Алексеевич. — Я знал! Я знал, что вы не откажете. Вот оно — настоящее благородство. Благородство и великодушие. Готовность помочь слабому, тому, кто попал в беду. Поговорить с Ириной? Да, я думаю, это возможно. Вернее, даже необходимо. Кто лучше ее сможет рассказать о всех обстоятельствах? Но если вы не возражаете, я сначала созвонюсь с ней и договорюсь о времени встречи. Объясню обстоятельства, скажу, что вы действуете в ее интересах. Ирина сейчас в плачевном состоянии, думаю, вы и сами понимаете это. Просто так зайти к ней пообщаться, наверное, будет неправильно.

— Да, разумеется. Я оставлю вам телефон. Когда договоритесь с ней, сообщите мне.

— О! Благодарю! Благодарю за понимание! Кстати, если это чем-то поможет, я могу дать вам телефон адвоката. Защитника, который работал с Андреем. Кажется, это тоже неплохой человек. Грамотный юрист, с большим опытом. Андрей очень хорошо о нем отзывался. После ареста, кроме жены, посещать его разрешили только адвокату, поэтому Андрей и дал мне его номер телефона, на случай чего-то срочного и непредвиденного.

— Да, это может пригодиться. Давайте, я запишу.

— Сейчас, одну минуту. — Худрук быстро перелистал страницы объемистого блокнота, лежавшего на столе, и проговорил: — Вот, пожалуйста. Заруцкий Павел Егорович. Записывайте.

Зафиксировав номер адвоката и продиктовав свой, Гуров стал прощаться.

— Приятно, очень приятно было познакомиться с вами, — двумя руками пожимая его руку, произнес Валерий Алексеевич. — Маше просто повезло, что у нее такой муж. Сразу видно — действительно надежная опора. Каменная стена, за которой ничего не страшно. — Продолжая рассыпаться в комплиментах и благодарностях, он проводил Гурова до двери. — Итак — до связи. Как только поговорю с Ириной, я сразу же вам позвоню.

— Хорошо. До свидания.

Вернувшись в гримерку, полковник застал супругу уже одну.

— Что-то вы засиделись, — поднимаясь ему навстречу, заметила Мария. — Девочки уже давно ушли. Сижу, скучаю.

— Говорливый очень этот твой худрук оказался. По поводу самой сути дела ему, похоже, и неизвестно почти ничего, а уж рассказывал… сколько, интересно? — Гуров взглянул на часы: — Ого! Два часа почти.

— Вот-вот, я и говорю — засиделись. Но ты, по крайней мере, понял, что дело там действительно из ряда вон выходящее? Ведь это, по сути, убийство.

— Думаю, ты торопишься с выводами. Все это необходимо еще уточнить.

— Да что тут уточнять? И без уточнений все яснее ясного, — не хуже своего худрука разволновалась Мария. — Ясно, что ему подсунули что-то. Какой-то препарат. Сейчас ведь все доступно, любые лекарства, только денег заплати. Так что дело там нечисто, наверняка все это подстроено. Вот помяни мое слово — не пройдет и двух дней, как выяснится, что это настоящее убийство, а вовсе не какой-то там обычный сердечный приступ.

— Может быть, может быть, — слегка усмехаясь этой «прозорливости» и не желая спорить, произнес Лев. — Только ты упускаешь из виду один пустячок. Убить человека — серьезное преступление, и, чтобы совершить его, нужен серьезный мотив. Здесь я его пока не вижу. Скорее даже наоборот. Если этот Андрей совершил в своей жизни какие-то проступки, он уже был за них серьезно наказан. Он сидел под арестом, в отношении его велось очень неприятное расследование, по сути, сводящее на нет профессиональные достижения всей жизни. В каком-то смысле это и есть убийство. Пускай не физическое. Но нравственные поражения иногда не менее тяжки. И лично мне очень трудно представить, кому и чем мог он досадить, находясь в такой крайне незавидной ситуации. И не просто досадить, а испортить настроение настолько, что его захотели убить. Лишенный всего, чем он мог помешать? Переживания твоих друзей понятны, но как следователь, с профессиональной точки зрения, я не вижу здесь оснований подозревать, что дело «нечисто».

— А вот увидишь, — настаивала на своем Мария. — Помяни мое слово.

— Ладно, ладно. Помяну, — улыбнулся Лев, открывая перед женой дверцу машины. — Садись, поедем. А то за всеми этими разговорами мы, похоже, домой и к утру не доберемся.

Усадив жену, он устроился на водительском месте, с удовольствием думая о том, что этот длинный день наконец-то заканчивается, и даже не подозревая, что «помянуть» слова жены ему предстоит уже на следующее утро.

Помня о данном обещании, Гуров собирался, не откладывая в долгий ящик, сразу после планерки навести справки о том, кто занимается делом Андрея Тимашова. Но новость, которую «под занавес» сообщил генерал Орлов, заставила скорректировать планы.

— …и в заключение попрошу полковника Гурова присоединиться к группе следователя Кирилина, — деловито проговорил генерал. — Знаю, что вы, Лев Иванович, и без того загружены работой, но у нас все загружены. В деле возникли новые обстоятельства, которыми я и попросил бы вас заняться, специально для того, чтобы основной состав мог продолжить работу по главным фактам, не отвлекаясь на сопутствующие. Пойдете, так сказать, в виде «усиления». Со всеми подробностями вас ознакомит Иван Демидович, после совещания можете обратиться к нему, он введет вас в курс дела.

— Слушаюсь, — слегка ошарашенный этой неожиданностью, проговорил Гуров.

Он не имел ни малейшего представления, какое именно дело вел Кирилин, не говоря уже о каких-то «новых обстоятельствах», по которым предстояло работать лично ему. То, что Орлов не только не предупредил заранее об этом новом поручении, но даже ни полусловом не намекнул, удивило полковника.

В подобных случаях генерал обычно проводил некую предварительную беседу с глазу на глаз, сообщал, какое задание намеревается поручить, и, хотя бы для вида, интересовался загруженностью полковника и тем, насколько готов он это новое задание принять.

В этот же раз Орлов просто поставил его перед фактом.

«Что за притча? — думал Лев, невнимательно слушая финальные распоряжения начальства относительно коллег. — Может, я в чем-нибудь провинился, сам того не подозревая? Или обидел? Почему со мной даже поговорить не захотели? А если я не в силах буду помочь «группе следователя Кирилина»? Почему он так уверен? И что вообще происходит? Ничего не понимаю».