Коломбина для Рыжего - Янина Логвин

Он появился на моем пути меньше, чем через полчаса. Вышел из черной «тойоты», взрывшей носом снег на обочине, и загородил широкими плечами дорогу.

– Слушай, Коломбина, ну извини, если обидел, – заметил с неожиданным участием, поймав меня за предплечье и притянув к себе. Должно быть, клещи сестры добрались до яиц нахала, раз уж он оставил горячую вечеринку и поехал за мной, но сдавили их не достаточно сильно, потому что кривая самоуверенная ухмылка так и не покинула лицо Бампера. – Чего ты завелась-то? Подумаешь, платье! Я пошутил! Вырастет у тебя грудь, не переживай. Такие, как ты, поздно зреют, успеешь еще натискаться. Лопай шпинат с капустой, и все будет в норме. Пошли назад, а?.. Алька волнуется. Ну, Коломбина, чего молчишь?.. А хочешь, я тебя без свидетелей поцелую? Просто так, вместо извинения? Я не против. Ты, конечно, чудачка, и груди у тебя нет, но, знаешь… зато у тебя губы и глаза красивые.

Его лицо было так близко, а сам он так уверен в себе, что я решилась сделать то, что всегда умела делать на «отлично». То, что мне сейчас хотелось сделать больше всего: стереть наглый оскал с его лица.

– Иди сюда, – это было последнее, что успел сказать Рыжий, ухмыляясь, прежде чем я бросила сумку, развернулась на каблуках и зарядила обидчику кулаком в глаз. Отпустила сжатую до предела пружину гнева, встречая с болью, ударившей в пальцы, заметное душевное облегчение.

От неожиданности Бампер осел на одно колено и схватился рукой за лицо. Раньше ему не приходилось сталкиваться ни с чем подобным, поняла я, потому что шок, на долгую минуту моего триумфа завладевший парнем, почти обездвижил его. Шумно выдохнув и чертыхнувшись, рыжий гад сграбастал широкими ладонями снег, приложил к месту удара и вспылил скорее растерянно, чем по-настоящему сердито.

– Твою мать! Ненормальная! С ума сошла!

Он поднялся на ноги и изумленно уставился на меня сквозь упавшую на глаза, рваную челку. Сплюнул раздраженно, впрочем, больше не наползая с объятиями.

– Коломбина, ты рехнулась? Что это было?

Вечеринка отшумела и стихла, оставшись в прошлом, а благодаря рыжему гаду, прилюдно давшему мне обидное прозвище, развеялась и магия вечера. Я больше не была скована интимностью момента, не пыталась произвести впечатление на незнакомых парней красивым платьем и стройными ногами, смущение покинуло меня, и настоящая Таня Крюкова, дочь улицы и своего отца, высунув голову из трусливого окопа самобичевания, решительно растоптала каблуком белый флаг вселенской скорби.

– Фонарь! Для прояснения сознания! Сам напросился, придурок! Еще раз ко мне подкатишь, и второй глаз так подсвечу, что без фар на свой фуршет поедешь! Понял?! Скажи спасибо, что нос не откусила, лезет он с поцелуями! Вот же коз-зел!

Я развернулась, схватила сумку и гордо потопала по дороге прочь, на прощанье сердито пнув носком сапога тихо урчащую на обочине сытым котом «тойоту». Поскользнувшись на повороте, упала, раскорячившись на четвереньках, вскочила на ноги и побежала, давая деру от сердито взревевшего где-то позади автомобиля.

– Козел?! – раздалось, казалось, у самого затылка, и вместе с визгом тормозов меня окатило снежными брызгами. Крепкая рука поймала воротник полушубка, развернула к парню и потащила по снегу. Бросила на теплый капот. – Клянусь, девочка, – рассердился Бампер, нависая сбоку, – ты у меня на беду напросишься!.. Садись в машину, – рявкнул в ухо, распахивая переднюю дверь, – кому сказал!

– Сейчас! – уперлась я рукой в твердую грудь, другой рукой пытаясь освободить воротник из цепкой хватки. – Разбежалась носом в песок! Только бантики в коски вплету и сяду! Вали на свою немаскарадную вечеринку, гоблин, чего привязался! Не стану я с тобой целоваться!

Должно быть, Бампер подавился, потому что голос парня зазвучал по-новому глухо.

– Размечталась! Нужна ты мне, ненормальная! Ночь на дворе, а мы за городом, потеряешься еще. Альку расстраивать не хочу, а так бы плюнул на тебя, бешеную! Катись, куда хочешь!

– Пошел к черту! Ты пьян!

– Пусть! А ты – дура!

– Металлолом конопатый! И вообще, гад!

– Коломбина!

– Рыжий!

– Отпусти, – я почти взмолилась, сообразив, что из хватки парня так просто не вырваться, оттянутый воротник полушубка сдавил шею, а Бампер дышит неожиданно близко у щеки. – Отпусти, дурак, задушишь.

Отпустил. Отошел, чертыхаясь, но прежде втолкнул в машину. Подобрал с земли сумку, бросил куда-то на заднее сидение и, хлопнув дверью, отвернулся, закурив сигарету, на две долгие минуты уставившись в ночь.

– К Алине не поеду! – упрямо сказала я, когда парень забрался в «тойоту» и завел мотор. – Лучше пешком! Если отвезешь на дачу, всем скажу, что это я подбила тебе глаз! А так соврешь что-нибудь.

– Очень надо, – сцедил Бампер. – Куда? – только и спросил, не глядя в мою сторону, но, услышав адрес, вернул на лицо так и не пропавшую ухмылку. – Общага?.. Надо же, Коломбина, – тихо засмеялся, до того обидно, что сразу захотелось придать его лицу буро-фиолетовую симметрию, – и почему я не удивлен?

* * *

И почему я не удивлена, что после двух с половиной счастливых лет душевного покоя судьба так жестоко шутит со мной, подсовывая все новые испытания? Сначала Серебрянский со своими критериями большой и светлой любви, желательно в пастельных тонах, как нравится его маме, потом отец со своей Элечкой, теперь вот Воробышек…

– Жень, скажи, что ты пошутила? Это же глупость какая-то.

– Почему глупость, Тань? Его все так называют – Бампер. Совершенно без шуток.

– Но ты сказала, что свидетель – хороший друг Ильи. И что зовут его Виктор.

– Все правильно. Зовут Виктор, но друзья называют – Бампер. А ты что, с ним знакома? Почему так удивилась?

– Я-то? – Я сижу за кухонным столом напротив подруги, в квартире ее жениха Люкова, уплетаю за щеку десятую конфету с миндалем и усиленно держу на лице маску честного человека. – Нет, конечно! Так, видела когда-то. Издалека. По-моему, ничего особенного. Классификация «Выпендрежник и бабник обыкновенный».

Воробышек звонко смеется, очень легко и счастливо, и я невольно ловлю себя на мысли, что завидую этой легкости. С удовольствием заражаюсь счастьем подруги, улыбаясь в ответ.

– Ясно, – кивает Женька. – Тогда мои страхи напрасны, и ты останешься с трезвой головой, потому что Илья уверен, что перед обаянием Бампера женскому полу трудно устоять, – тянется над столом, чтобы подлить мне чаю. Заботливо подсовывает под нос мясной пирог. – Ешь давай, Тань. Знаю я, как ты готовишь. Без меня, наверно, голодные с Вовкой сидите, да?

– Ну, – неопределенно пожимаю плечом, – да. – Как сказать счастливой подруге, что Серебрянский дал мне от ворот поворот, – не представляю. Особенно в минуту приближающегося торжества свадьбы. Не стоим мы с Вовкой того, чтобы переживания за нас сказались на настроении воробышка. Слишком я люблю эту девчонку. – Любовь-морковь, Жень, сама понимаешь, не до готовки. Да и кухню нашу общежитскую терпеть не могу.