Хроника одного побега - Сергей Зверев

А каким неплохим ему казалось будущее совсем недавно…

Решение поехать в Сирию пришло спонтанно. Всему виной оказался случай. Оператор Данила Ключников и тележурналистка Камилла Бартеньева уже второй год работали вместе, вместе и жили в Москве, снимая квартиру. Профессия стрингера — свободного журналиста, делающего сюжеты для разных каналов, — им нравилась. Практически ни от кого не зависишь. Нашел покупателя на материал, сумел выгодно продать, и несколько месяцев безбедной жизни гарантировано. Правда, чтобы снять дорогостоящий материал, приходилось изрядно «попотеть». Трудно оказаться в нужное время в нужном месте, да еще и с включенной камерой в руках. Лучшее место для эксклюзива — горячие точки. Тунисскую революцию парочка стрингеров проморгала, слишком уж быстро все там кончилось, египетскую — еще успели захватить. После нее неплохо отдохнули, растратив по привычке почти все припасенные деньги. То ли нехватка средств, то ли долгий срок, прожитый вместе, привел к тому, что Данила завел себе роман на стороне. В конце концов, официально они с Камиллой женаты не были, потому молодой оператор особо и не скрывал от нее свое новое увлечение. А вот женщина посчитала, что нанесен сильный удар по ее самолюбию, и решила наказать приятеля — разойтись и по жизни, и в творчестве. Мол, ты без меня ничего не добьешься, а я — талантливая журналистка, легко найду другого оператора с меньшими амбициями. Бартеньева, вовсю переругиваясь с Ключниковым, уже собирала вещи, когда Даниле позвонили из Лондона. Знакомый продюсер с ВВС сделал заманчивое предложение. Нужно было срочно лететь в Сирию, сделать несколько репортажей из Дамаска. Британский оператор, с которым уже был заключен контракт, попал в аварию. Даниле предлагалось поработать с журналисткой-англичанкой. Правда, на оформление положенных документов времени не оставалось, все необходимое Даниле предстояло добыть самому.

По здравому соображению, следовало соглашаться, однако широкая натура Ключникова требовала широкого жеста. В присутствии притихшей Камиллы он заявил продюсеру, что привык работать только с одной журналисткой, к тому же Камилла знает английский как родной. Короче говоря, он поедет только с ней или вообще не поедет. Шантаж сработал. Продюсер дал добро.

Камилла для вида поломалась, сказала, что это последняя ее с Данилой совместная работа, после которой они разбегутся окончательно. Мол, ни на что не рассчитывай.

За неделю Ключников исхитрился через знакомого депутата-проходимца раздобыть нужные бумаги. Согласно им, его с Камиллой командировал для работы в Сирии один из центральных российских каналов, имелись и рекомендательные письма от Министерства иностранных дел Российской Федерации. Проходимец честно предупредил, что бумаги хоть и выглядят как настоящие и даже проштампованы неподдельными печатями, но по ним впоследствии, если что-то случится, даже страховки не получишь.

Поработали с неделю в относительно спокойном Дамаске. Однако аппетит, как известно, приходит во время еды. Британскому продюсеру понадобились репортажи из занятого повстанцами Алеппо, он был согласен оплатить их по двойной ставке. Желание заработать лишило осторожности. Данила и Камилла согласились.

Если долгое время тебе угрожает опасность, то бдительность притупляется. Машину стрингеров повстанцы остановили прямо на шоссе, забрали бумаги, отснятые материалы, камеру. Продержав сутки в глинобитной хибаре, их доставили в Абу-эд-Духур, где они стали одними из многих пленников Хусейна Диба.

Бывший кабинет начальника полицейского управления Абу-эд-Духура был просторным. Раньше в нем имелась дорогая обстановка: письменный стол ручной работы, стол для совещаний, мягкие кресла, напольные куранты, мягкие ковры, стены укрывали деревянные панели… Однако теперь от той шикарной обстановки мало чего осталось. Даже панели со стен и те были сорваны, об их прошлом существовании напоминали лишь брусочки, привинченные к кирпичной стене. Повстанцы, устроившие в бывшем полицейском управлении свою базу, не собирались здесь обживаться надолго.

Сабах Сармини втолкнул обкуренного Хусейна Диба в кабинет и строго посмотрел ему в глаза. Командир по-идиотски хихикнул и плюхнулся на потертый диван, притащенный из разбомбленного дома неподалеку.

— Ну, и как ты объяснишь свой поступок? — спросил Сабах, разрядил отобранный у Хусейна пистолет и вернул оружие командиру.

Диб еще раз хихикнул, а потом разразился громким хохотом, словно Сабах рассказал ему смешную-пресмешную историю.

— У тебя с головой непорядок, — Сабах устроился за обшарпанным письменным столом. — Будешь столько дури курить, окончательно слетишь с катушек.

— Я еще в школе курить начал, — Диб забросил ноги на журнальный столик.

— Оно и видно, — брезгливо скривился Сармини, снял очки и старательно протер замшевой салфеткой стекла. — Пока не придешь в себя, говорить с тобой бесполезно.

— Бесполезно, — весело согласился Хусейн и закашлялся.

Сабах выставил на стол саквояж. Диб уставился на него и сделался серьезным.

— Делаешь успехи, — криво ухмыльнулся Сабах. — Уже способен концентрировать внимание.

— Ты не очень-то, — расплывчато пригрозил командир.

Сармини подошел к спиртовке, зажег ее и поставил на огонь джезву. Вскоре в просторном неухоженном кабинете распространился аромат кофе. Этот запах привел Хусейна в чувство.

Он пил из маленькой чашечки круто заваренный напиток, капли которого поблескивали у него в бороде.

— Как прошло? — спросил Диб, покосившись на саквояж.

— Тебя дела начали интересовать? Это еще лучше, — взгляд у Сабаха сделался уже не таким строгим, но в глубине оливковых глаз все еще таились огоньки злости.

Хусейн допил кофе, поставил чашечку на блюдце дном вверх. Сармини неторопливо раскрыл саквояж и высыпал на стол горку тугих пачек денег. Каких только купюр здесь не было: и американские доллары, и евро, и турецкие лиры… Диб даже зацокал языком.

— А я думал — не соберут выкуп.

— Всей деревней собирали. И учти — это выкуп всего за двух мелких турецких торговцев.

— Сколько здесь?

— На эти деньги можно купить триста новеньких, еще в оружейной смазке, автоматов или же автозаправку в пригороде Дамаска, или же бунгало на Кипре. А можно тупо положить в банк… — стал растолковывать Сабах.

Глаза у Хусейна загорелись, он потянул руку к деньгам. Сармини тут же ссыпал их назад в саквояж.

— Во-первых, мы должны заплатить нашим людям. Я понимаю, что хороший воин — голодный воин, но смотря до какой степени голодный. Повстанческих группировок много. Нельзя допустить, чтобы наши люди переходили к другим командирам.

— Я же не против, — пробормотал Хусейн.

И тут взгляд Сабаха сделался предельно жестким.

— А теперь прикинь, сколько ты денег погубил своей идиотской игрой в считалочку.

— Подумаешь, два трупа, — развязно произнес Хусейн.