Сага о Щупсах - Том Шарп

К счастью для семьи Щупсов, Фэнни исправила ошибки Россетти и произвела на свет семь девочек, без споспешества Церкви нанеся несколько регулярных ночных визитов в Гингэм-Коулвилл, где, будучи менее чувствительной и щепетильной, нежели усопшая сестра, принимала авансы Берта Дряншота. Стараниями ассенизатора женская линия Щупсов вновь была спасена.

К середине XIX века облагораживание британского общества, начавшееся почти сто лет назад на юге, наконец добралось до Моуздейла и Щупс-холла. Щупсы уже оборудовали усадьбу ватерклозетом и венецианскими зелеными креслами и постарались не обращать внимания на дальнейшие посягательства моды на их земли, поскольку любая мода вскоре проходит. Но неизбежно даже Беатрис, ныне хозяйка дома, поддалась соблазну кружевных салфеточек и обильной меблировки, ставших популярными в иных местах полувеком ранее. От старых оловянных ванн, много лет удовлетворявших потребности семьи в ежегодных омовениях, избавились и завели громадные железные, с кранами, в которых всегда была холодная, а временами — горячая вода, и Щупсы женского пола принялись мыться как минимум раз в неделю.

Однако для мужей и случайных сыновей, все еще болтавшихся иногда под ногами, все шло почти так же, как раньше. Мужчины Щупсы варили эль для своих жен и перегоняли различные смертельные алкоголи, которые назывались бренди или джин в зависимости от цвета, — и предавались этому занятию из поколения в поколение; если везло или если супруги желали их услуг, мужчинам не возбранялось кое-когда искупаться в реке по соседству.

За вычетом облагораживания, мужчины и женщины в общем и целом занимались своими делами, как будто ничто в материальном мире никогда не меняется. Но они заблуждались.

В начале XX века на землях Щупсов обнаружили уголь — в количествах куда больших, чем раньше, такими толстыми пластами и так близко, что даже Аделейд Щупс, единственная дочь с изворотливым деловым умом, действующая глава семьи, занявшая место ныне маразматичной и прикованной к постели Беатрис, не смогла устоять перед возможностью невероятно обогатиться. Военно-морские состязания с кайзеровской Германией только-только начались, и потребность в угле — строить и двигать дредноуты — оказалась огромной. По унылым долинам пролегла узкоколейка, товарные составы, груженные до краев, катились к заводам и верфям в шестидесяти милях к востоку и возвращались набитые жилистыми мужчинами-шахтерами.

Практически в мгновение ока Щупсы стали довольно богаты — и деньгами, и очевидным изобилием мужчин, способных услужить девушкам Щупс даже и без женитьбы. Но увы. Сомнительная репутация семейства и девять жутких собак — потомков дружелюбных бладхаундов, в этом поколении совершенно не дружелюбных, — отвадили всех мужчин, как вновь прибывших, так и иных. Девушки тоже не содействовали. По правде сказать, дочери Беатрис, все пять, являли слишком много физических черт своих предков, чтобы привлечь даже самого отчаявшегося мужчину. Шахтеры держались подальше от Щупс-холла и передвигались только группами — в одиночку мужчина становился легкой добычей. Хищные очи наблюдали из окон усадьбы, как рабочие по утрам выбираются из пустых угольных вагонеток, а вечером виснут на отъезжающих, забитых битком. Девушки Щупс ничего не могли с этим поделать.

Аделейд, однако, воплотившая в себе неукротимые черты предков, нашла способ воспользоваться и новыми богатствами Щупсов, и внезапным наплывом доступных мужчин. Она, во всяком случае, предвидела проблемы налогообложения, связанные с владением несметными богатствами. Чтобы не дать налоговым инспекторам установить реальный доход от шахты, она сама составила договор. Это был, мягко говоря, замечательный документ. Все доходы должны были выплачиваться в золотых соверенах ежемесячно, доставкой в Щупс-холл главным бухгалтером угледобывающей компании, которому приватно гарантировали пять процентов «черных» доходов. Она убедила Беатрис, которая по закону все еще оставалась главой семьи, подписать договор с угледобывающей компанией — в присутствии двух напуганных врачей, один из которых служил психиатром в местной больнице, и нотариуса. Поскольку Беатрис к тому времени была не в себе почти до полного маразма, Аделейд шикарно заплатила за это одолжение: подсунула солидную сумму взятки, чтобы врачи и нотариус подтвердили, что Беатрис — в своем уме.

Защитив богатства Щупсов, Аделейд занялась досадной проблемой обеспечения продолжения женской линии семьи. И в полном соответствии традициям предков решила, что похищение и насильное удержание в плену — единственный выход.

Приняв во внимание новые пути в имение Щупсов, появившиеся благодаря железной дороге, Аделейд решительно взялась за упрочение неприступности имения и устроила так, чтобы всякий плененный шахтер и далее пребывал плененным. После одной особенно успешной ночной вылазки, в результате которой двое ничего не подозревавших парней, безмятежно удивших рыбу в реке Моуздейл, проснулись несколько часов спустя связанными, как куриные тушки, под недреманным оком двух наиболее крупных дочерей Щупс, меры предосторожности лишь усилились. На воротах появился знак, предупреждающий любого, кто попытается пробраться в Щупс-холл: «ОСТОРОЖНО! БОЙЦОВЫЕ ИСПАНСКИЕ БЫКИ!» — и, разумеется, у сурового проселка, служившего подъездной аллеей к дому, на вольной привязи паслись два проворных опасных быка. После нескольких злоключений с активным участием поднятого на рога почтальона и полным исчезновением всей корреспонденции, адресованной Щупсам, в том числе и срочной, у ворот к стене приделали почтовый ящик.

Аделейд, желая еще большей защищенности от вторжений, а также гарантий, что никто, оказавшийся на ее землях, их не покинет, пошла еще дальше. По верху каменной изгороди разместили железные зубцы, а изнутри вдоль стены к таким же зубцам прикрепили сверхтолстую колючую проволоку. На деле подобные меры оказались чуть ли не контрпродуктивными. Многовековой репутации Щупсов для усмирения местных и без того хватало, и вся эта новая оборонительная мощь вызвала острое любопытство. Люди приезжали из Бритбери и еще более дальних мест поглядеть на зубцы и удивительных черных быков, после чего, знамо дело, отправлялись домой и распускали слухи, что семейство Щупсов явно не растеряло старинных традиций.

— Небось держат у себя какого-нибудь бедолагу, — таково было общее мнение в «Гербе Моузли». — Наверняка лютый малый, раз понатыкали зубцов да накрутили колючки. Кучу денег это все стоит. Эти-то, Щупсы, — богатые, им по карману. Бог его знает, где они тех быков-то добыли.

— В Испании, знать. У них на воротах написано.

Старик у камина заулыбался.

— Положим, так и есть, — сказал он. — А я вам скажу, что они их купили в Бэрнард-Кэсле. Такие же бойцовые быки, как я.

— Я б не рискнул там шастать, — сказал другой. — Эти их девять собак пугают меня до одури. Чисто волки, а не бладхаунды, ей-ей.

Эти слухи дошли до Аделейд. Они ее не волновали. Волновало ее богатство, какого никогда в семье не было, накопленное в последнее время, и то действие, кое оно производило на сестер. Двое невезучих рыбаков протянули в имении Щупсов один сезон, и удалась им всего только ложная беременность. Постоянное хождение под окнами ражих шахтеров нервировало и дам Щупс, и привязанных быков. Первые целыми днями алкали замужества. Вторые тоже алкали консуммации, только неведомо какой.