Давай переживем. Жизнь психолога-спасателя за красно-белой лентой - Артем Коваленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пульс слабый, сердце бьется. Прошу всех отойти от пострадавшего – важно обеспечить доступ кислорода. «Как много крови ты потерял, парень», – думаю про себя я, конечно же, не озвучивая эту мысль вслух. Приехала «скорая», забирают пострадавшего, и я вижу, как лужа крови под ним успела превратиться в какое-то темное желе.
– Скажите, он выживет? – женский голос спрашивает у медика.
– Как там решат. – указав на небо, отвечает седой медработник, похожий на пожилого ангела, после чего быстро садится в машину.
Пострадавший погиб.
Три случая «ухода» человека. Быстро и стремительно, как ты ни бегай и ни суетись вокруг него. Конечно, ты стараешься спасти пострадавшего. Чувствуешь ком напряжения в горле, не сразу замечаешь кровь на своих руках и одежде, но полон до краев какой-то решительности. Когда уже уезжает «скорая», отряхиваешь одежду, вытираешь руки и идешь дальше – туда, куда шел изначально.
Эти три случая гибели – три летальных случая – оставили свой след. Причем как в прямом, так и в переносном смысле. Кровавый отпечаток руки, точный контур ладони, так и остался надолго на том дереве, на котором человек, умирая, повторял слово «помогите». Сейчас не могу сказать точно, сколько месяцев прошло, прежде чем этот след стерло время. На месте смертельного ДТП еще долго будет черное и жирное маслянистое пятно, а помятое заграждение – отбойник – дорожные службы еще не скоро поменяют на новое или не новое, но не такое помятое. Тротуарную плитку, где была лужа темной крови, кто-то просто присыплет сверху песком.
Глава 3
Первый выезд
Если ты не аттестованный спасатель, то находиться в зоне аварийно-спасательных и других неотложных работ ты не можешь и не должен. По закону, который регламентирует деятельность спасателей, участие в ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций могут осуществлять только профессиональные спасатели. Именно с этой целью все психологи экстренных служб проходят первоначальную подготовку и аттестацию. Так должно быть в идеале, а по факту я прохожу подготовку в 2014 году, а первый мой выезд в составе оперативной группы происходит в 2013 году. Иначе как чудесами не назовешь.
Кстати, про праздники. Семь лет моей работы и службы психологом в силовых структурах у меня нет праздников, нет майских и январских выходных. Я ничего не планирую – планировать бесполезно – и все время ношу с собой телефон, который никогда не ставлю на беззвучный режим и никогда не забываю дома. В кармане или в сумке – внешний аккумулятор, паспорт, служебное удостоверение, «дежурная» тысяча рублей. На работе – комплект формы по сезону и та самая «тревожная» сумка. В любой день и любое время может раздаться звонок со словом «выезжаем!». Вопросов не задаешь, быстро собираешься, вызываешь такси и едешь на работу. Едешь и смотришь в окно на людей, у которых есть праздники, майские и январские выходные. На людей, которые могут себе позволить планировать свою жизнь. Приезжаешь в подразделение, надеваешь форму – и тогда уже узнаешь, куда предстоит ехать. Это когда происходит происшествие или чрезвычайная ситуация. В мирное время, когда все тихо и спокойно, я занимаюсь психодиагностикой. В МЧС я прихожу простым психологом, а через четыре года увольняюсь уже с должности начальника отдела психологической диагностики.
Декабрь подходит к концу – уже почти наступили новогодние выходные дни. Я выхожу из дома, когда вдруг раздается звонок. Беру трубку, а там – «выезжаем!».
Собираемся быстро: форма, «тревожные» сумки, водитель разбирается с путевыми листами и командировочными удостоверениями. Пока надеваю форму, кто-то мне дарит магнитик – новогодний подарок, декабрь же подходит к концу, и все понимают, что домой мы вернемся уже в январе.
Оперативная группа грузится в служебный транспорт. Выезжаем. Ехать нам около шести часов, и практически все это время телефоны разрываются – звонят начальники, заместители начальников, оперативные дежурные области, оперативные дежурные округа, московское руководство и московские оперативные дежурные. Всем нужны цифры – единицы, нули, двойки, тройки, – все это вертится в какой-то сумасшедшей круговерти: время выезда, количество выезжающих, телефоны, фамилии, маршруты, даты и т. д. Нам тоже нужны цифры: сколько пострадавших, сколько погибших, есть ли среди пострадавших и погибших дети, возраст детей, открыта ли «горячая линия», адреса больниц, моргов, адрес оперативного штаба, телефоны и данные местных психологов. Информационный стресс. В нагрудном кармане блокнот – все важные цифры записываю туда. Мы еще в пути, а блокнот уже порядком исписан.
Декабрь, темнеет рано. На часах вроде бы шесть вечера, а за окном сплошная ночь – только небольшая часть грязной обочины на долю секунды освещается красно-синими огнями проблескового маячка. Уже в пути начинаем распределяться по участкам работы – больница, штаб, «горячая линия», морг.
Так как зона ответственности моего подразделения – это весь Южный округ, то командировки дают мне возможность увидеть много городов, станиц, поселков, краев и областей. Местные достопримечательности увидеть, как правило, не удается – обзору открываются больницы, кладбища, морги и, если повезет, гостиницы.
По навигатору находим адрес городского морга, в котором уже находятся тела погибших. Едем туда всей оперативной группой.
Приехали. Снег покрыт твердой коркой – настом, – и мои тяжелые армейские «берцы» с хрустом пробивают дорогу. Вокруг все обледенело, и приходится предельно осторожно подниматься по ступенькам в здание с табличкой «Патологоанатомическое бюро». Длинное слово «патологоанатомическое» напоминает жизнь некоторых людей. Не всех, а только тех, у кого она действительно получилась длинной. Вытянутое