Два мажора для Золушки - Айрин Лакс

– Не-а, она в рыжий цвет не красилась. Вот если найдёшь мне рыжую красотку, позвонишь. И можешь считать, что я уже у тебя.

– Тут полно рыжих! – прокричал я в трубку.

– Натуральную рыжулю! – выдал мне братец.

– Ты охренел! Как я пойму, натуральная она или нет?

– Ха. Подумай сам. Посмотришь на взлётную полосу или лужок у её киски! – издевался Тимофей.

– Бля, да ты сумасшедший!

– А что? Залезешь к ней в трусики, можешь трахнуть её первым. Я даже не побрезгую пристроиться в её киску после тебя. Главное, гондон натяни перед этим, идёт? А теперь отвали, у меня есть дела поважнее.

Тимофей отключился. Я выругался. Отношения со сводным братом напоминали американские горки с кучей внезапных поворотов.

Мы с братом то ладили, то ругались, то подставляли друг друга перед папашей, то оттягивались вместе и делились всем, что есть.

Тимофей недавно расстался со своей пассией, с которой встречался довольно долго.

После расставания говённый характер брата стал ещё более невыносимым. Тим вот уже две недели брюзжал по пустякам, был зол на весь мир, а на баб – в особенности.

Мне было бы по хрен на душевное состояние сводного брата, если бы Тим исправно появлялся на работе в офисе. Но Тим забил на всё. Мне приходилось впахивать, разрываясь на несколько задач.

Я, конечно, хочу показать папаше, что именно я достоин унаследовать все его миллионы. Но если дело и дальше пойдёт так, то я просто подохну раньше срока. Поэтому надо было вытянуть Тима и встряхнуть его. Но Тимофей сегодня был настроен мрачнее предыдущих дней.

Я со своей стороны сделал всё, что мог.

Я его пригласил? Пригласил.

Он отказался? Отказался!

Значит, я могу позволить себе оттянуться со спокойной совестью, а Тим пусть продолжает возмущённо булькать на дне колодца депрессии. Неделька у меня выдалась адовой. Поэтому я быстро закинулся двумя бокалами отменного вискаря и огляделся по сторонам, ища достойную цель.

Вокруг извивались десятки девичьих тел.

Клуб – звёздный и откровенно пафосный. Поэтому у каждой из этих малышек куча бабок. Папочки или папики обеспечивают все их капризы. Каждый из этих девиц имеет кучу свободного времени, которое они тратят только на себя и свою внешность.

Ущипни любую за задницу – нащупаешь прокачанный орех, а любые изъяны внешности тщательно подправлены умелой рукой хирурга или скрыты профессиональным макияжем.

Вжжжж… Вжжжж… Вжжжж…

Я, словно робот нового поколения, сканировал помещение, а в голове мелькали циферки и складывался примерный образ каждой из девиц.

Самое интересное, что мне было банально скучно! Бля, похоже, надо меньше общаться с Тимофеем. Он заразил меня своей меланхолией. Я и не представлял, что это зараза настолько липучая и готова перекинуться на тебя в любой момент.

Стоп…

На краю сознания что-то щёлкнуло. Казалось, я выхватил из толпы что-то новое, выбивающееся из привычного круга. Выхватил и упустил.

Да что же это такое?

Но внутри уже всё звенело и требовало найти то самое! Древние охотничьи инстинкты и интуиции дали о себе знать. И не так-то просто было заставить их заткнуться. Я хлопнул ещё один вискарь и медленно отправился в сторону, тщательно ища и высматривая. Я пытался понять, что заставило меня вздрогнуть и почувствовать приятное покалывание на кончиках пальцев.

Я осматривал помещение, разглядывая танцующих. Всё не то! Почти плюнул на глупую затею, посчитав, что от переработки меня начинает глючить.

Но потом я увидел её…

Я отделался от надоедливого братца и отшвырнул телефон подальше. Вернулся к прерванному занятию. Я играл в «дартс», но необычным способом.

Поверх доски я прикрепил фото бывшей.

Наточка моя ненаглядная, а понравится ли тебе вот это?

Я метнул один дротик. Попал. Прямиком в прокаченный идеальный животик. За попадание я вознаградил себя шотом текилы и продолжил. Каждый бросок давался сложнее предыдущего. Попасть в главную цель – в грязный, брехливый рот бывшей мне так и не удавалось, несмотря на все мои старания.

Дзынь… Попал в дверь.

Вот это уже плохо, мне нужна дозаправка для меткости. Дозаправлятсья было нечем. Бутылка текилы опустела. Я пошёл искать что-нибудь ещё и поскользнулся на своём же телефоне.

Пустая бутылка текилы выскользнула у меня из рук, подлетела в воздух и вдарила бы мне по черепушке, если бы не моя прирождённая ловкость. Я увернулся от бутылки, но услышал раздражённый голос отца в отдалении. Он жужжал, как назойливый майский жук.

Хотелось проигнорировать звонок папаши. Но я уже чудом принял вызов, когда наступил на телефон ногой. Придётся поговорить.

– Алло? – спросил я.

Михаил Петрович Самсонов, шестидесяти четырёх лет от роду, раздражённо рявкнул в ответ:

– Наконец-то! Что за звуки? Ты чем на звонок ответил? Жопой, что ли?

– Пяткой, – честно ответил я и не соврал.

– Болван! – сокрушённо вздохнул отец.

Я прикинул в уме, успею сосчитать до трёх, прежде чем он скажет свою коронную фразу?

Один…

Два…

– Мой единственный родной сын – и тот кретин! – ласково выдал папаша.

Всё-таки я не успел сосчитать до трёх. На этот раз я – кретин. Не осёл, не идиот, не тупица, не болван, не дурак, но – кретин. Сын – кретин, даже звучит в рифму.

Отец часто сокрушался по поводу моей бесполезности. Ещё чаще он сокрушался по поводу того, что сводный братец Матвей – куда более подходящий сынок, но, увы, не родной.

Я – старшенький Самсонов. Матвей – младшенький Самсонов. Мамы у нас с Матвеем разные. Вот только я – сын своего отца. А Матвей – ни хрена.

Папаша был женат трижды. Первый раз на моей маме, Катерине. Но папа, пардон, блядовать любил, поэтому семья распалась очень и очень быстро. Я некоторое время жил то с мамой, то с папой. Меня отфутболивали из стороны в сторону. Всё моё детство – это череда бесконечных тёрок между родителями.

Мама:

– А новый велосипед тебе пусть папочка подарит! У него же хватает денег на всяких шалав!

Папа:

– Новый велосипед? Мамашка без моих денег не может тебе ничего купить, да?

Я получал новый велосипед, самый дорогой. Потом мою мамашу перекашивало от злости, она эпично вышвыривала велосипед, говоря, что без денег папаши мы и сами справимся!

Но пыла у мамочки хватало ненадолго. Сытая жизнь разбаловала её. Трудиться она не привыкла, поэтому постоянно была в поисках «денежного мешка».