Девушка, переставшая говорить - Трюде Тейге

– Кайса… – начал Эггесбё.

Она согласно подняла руки перед собой:

– Ладно, ладно.

– Кстати, как там дела у Карстена? – спросил он.

– Хорошо, – ответила она через плечо, выходя из дома. – Все хорошо.

«Я не буду думать о Карстене, – подумала она. – Все наладится».

2

Кайса заглянула в коляску. Юнас спал с полуоткрытым ртом, раскинув ручки в стороны и растопырив пальцы. Она подоткнула ему одеяло и перевела взгляд на дом Сиссель Воге. Если бы не шторы и цветы на окнах, можно было бы подумать, что здесь давно никто не живет. Было нечто смирившееся и уставшее от жизни во всем владении Сиссель, словно ей было все равно, словно она бросила поддерживать уход и порядок вокруг себя.

Большинство домов в Лусвике стояло подобно памятникам благосостоянию людей. Часть домов пятидесятых годов изначально была обшита асбоцементными листами, но теперь жители убрали их и заменили на панели, модернизировали, надстроили, изменив дома до неузнаваемости. Но на доме Сиссель были такие же серые, пострадавшие от погоды плиты, а ставни и оконные рамы нуждались в покраске.

Кайса покатила Юнаса домой.

Скоро будет два с половиной года с тех пор, как они с Карстеном решили отреставрировать дом, который она унаследовала от тети в то лето, когда убийство немца сотрясло Лусвику и Карстен едва остался жив. Они жили здесь уже пару месяцев.

Первоначально они собирались пробыть здесь всего год. А потом посмотреть. Тее и Андерсу, детям от бывшего мужа Акселя, очень нравилось здесь, но если Карстену не станет лучше, они не смогут остаться. Все чаще и чаще она думала о том, что лучше всего было бы вернуться обратно в Аскер. Его уныние влияло и на нее тоже, она часто чувствовала себя подавленной. Нет, скорее не подавленной, а грустной, так бесконечно грустной посреди жизни, которая должна быть полна жизнеутверждающей радости. Кайсе следовало бы наслаждаться каждым днем, радоваться, что Карстен выжил, что она снова стала матерью. Вместо этого она ходила кругами и чувствовала в себе противостояние всему, что сама предпринимала.

Она сбавила скорость.

Эггесбё стоял и разговаривал с Бенте Рисе. У нее был ключ от дома Сиссель. Был ли ключ и у убийцы тоже?

Кайса жила в Лусвике с родителями и двумя сестрами до десятилетнего возраста. Тут были ее корни. Она знала большинство здесь живущих с детства и с тех каникул у тети в подростковом возрасте. Бенте Рисе тоже родилась и выросла здесь, а ее муж приезжий. Кайса не знала никого из них хорошо, только шапочно. Они построили дом на земле родителей Бенте, рядом с Сиссель.

С Сиссель Кайса не была знакома, та переехала в Лусвику после того, как семья Кайсы уехала в Аскер. Кайса однажды видела ее в магазине после их переезда сюда. Сиссель достала из сумки блокнот, что-то в нем написала и показала Эльзе, которая владела магазином Лусвики. Кайса подумала, что Сиссель глухая, но Эльзе, подруга детства Кайсы, рассказала ей, что Сиссель перестала разговаривать, будучи подростком. Когда Сиссель ушла, Кайса услышала разговор двух женщин. Они говорили о ней «бедняжка» и «чудачка», а потом начали обсуждать, как ужасно, что полиция до сих пор не раскрыла убийство ее отца.

Было очевидно, что убийство Педера Воге все еще занимало людей, год спустя после того, как оно случилось. Каждый раз, когда Кайса приходила в магазин, кто-нибудь говорил об этом деле. Убийство нависло над деревней словно темная тень. По словам Эльзе, люди боялись, особенно пожилые, кто жил один. Они начали запирать двери посреди дня, не открывали незнакомым, никто не выходил один по вечерам, детей возили на машинах больше, чем раньше. Кайса сама забирала Теу или Андерса, когда они были у друзей или проводили свободное время после наступления темноты. Все было совсем иначе, когда она жила здесь ребенком. В те времена они даже не утруждали себя запирать двери на ночь.

Два убийства в одном доме с разницей в год, подумала она. Здесь должна быть связь.

Она посмотрела на пустынный участок дороги на выезде из деревни, который начинался прямо поодаль от дома Сиссель Воге. Жители называли его Пляжем, хотя никакого пляжа здесь не было, только каменистая полоса отлива. В некоторых местах дорога прорезала подножие гор, в других – скользила по более плоскому берегу. Она извивалась и петляла на протяжении пары километров мимо больших и маленьких бухт, пока не оканчивалась на длинном мысе, где было пять-шесть домов. Оттуда десять лет назад построили мост к соседнему острову. Она могла различить его вдали, мощное и красивое архитектурное сооружение, органично вписавшееся в пейзаж. Он изгибался к вершине, наклонялся и приземлялся на несколько скал. Затем дорога уходила в новый поворот на насыпь и достигала острова по другую сторону фьорда, исчезая в тоннеле. Жить стало проще после появления моста: центр коммуны Воген был всего в десяти минутах езды на машине.

Прямо напротив дома Сиссель Воге между дорогой и полосой отлива проходила гравийная дорога с маленьким сараем, примерно тридцатью метрами дальше был перекресток. Одна дорога шла прямо через постройки, другая, под названием Хамневейен, вела к гавани. У мола она сворачивала вверх и встречалась со второй дорогой так, что они образовывали круг. С этого круга было несколько съездов к маленьким группкам домов, самый длинный вел к популярному месту купания Квитсандвика.

Кайса часто гуляла с коляской мимо дома Сиссель и почти всегда видела ее лицо в окне. Выражение «живой цветочный горшок» было известным в деревне и относилось в том числе и к Сиссель.

Кайса подумала о месте происшествия, оно так и стояло перед глазами: фонтан крови, поза, в которой сидела Сиссель, платье, укусы собаки, детская одежда в парадной гостиной. Почему она была одета в праздничное платье? Она нарядилась для убийцы?

Кайсе пришло в голову: ее кресло было пунктом наблюдения. Все приезжавшие или покидавшие деревню проходили мимо окна Сиссель. Кроме того, у нее был вид на гавань, на приплывающие и уплывающие корабли.

Кайса развернулась и пошла назад, стараясь катить за собой коляску так, чтобы в нее не задувал ветер. Она зашла под навес автобусной остановки и села в укрытии от ветра. Облака стали темно-серые, они вот-вот сольются в одно, и пойдет дождь.

La concierge[2]. Сиссель была привратницей, которая видела и знала все, что происходило.

3

Руки Бенте Рисе безостановочно двигались, она несколько раз провела тряпкой по кухонной столешнице, хотя на вид та сияла чистотой. Затем Бенте тщательно вымыла руки под струей воды и без необходимости долго вытирала их полотенцем, висящим на стене.

У нее были короткие кудри, спортивная стрижка с длинной челкой, которую она безуспешно пыталась заправить за ухо. Волосы покрашены в разные коричневые и золотистые оттенки, придающие кудрям блеск и живость. Широкое лицо с длинными, глубокими ямочками на щеках, несмотря на то, что она не улыбалась. На ней была красная туника и темно-синие джинсы. Только ногти не подходили к идеальному образу, они были сгрызены до кожи.