Внутрь они не заглядывали. Бедняга Смоллбон. После хорошей погоды. Этрусская сеть - Майкл Гилберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прямо перед собой он увидел Боба Хорнимана с рыжевласой красавицей. Уже внизу услышал, как Боб предлагает:
- Вызвать вам такси?
- Спасибо, мистер Хорниман, я сама о себе позабочусь.
Такой ответ может быть произнесен самым разным тоном, от безразличного до почти грубого. Рыжевласой удалось же ответить так язвительно, что Боун ужаснулся. Боб покраснел, растерялся и метнулся к гардеробу.
Девушка смотрела ему вслед. На губах ее играла неприметная улыбка, но пронзительные синие глаза посылали предупреждающие сигналы.
- Спать еще рано, - заметил Джон Коу. - Что, если пойдем где-нибудь посидим?
- Не возражаю, - согласился Боун. Ему было интересно, заметил ли Джон Коу эту удивительную сцену: и если заметил, то что о о ней думает.
- Кто эта рыжеволосая красавица? - спросил он.
- Анна Милдмэй, - сообщил Джон. - Работает у Бочонка Крейна. Я его терпеть не могу. Крейна, разумеется, - добавил он. - Пошли, я знаю одно заведение на Шафтсберри авеню, где открыто до полуночи.
Когда они уже сидели в баре»Якорь», Джон хмуро уставился на Боуна и спросил:
- Послушайте, как вы, собственно, попали в нашу братию?
- В какую братию? - осторожно уточнил Генри.
- В юристы.
- Трудно сказать. Как вы знаете, раньше я работал в центре по исследованию статистики.
- Этого я не знал, - заметил Джон, - но звучит это импозантно. И что же вы в статистике исследовали?
- Речь не шла о статистических исследованиях, - терпеливо пояснил Генри. - Я занимался тем, что составлял методики, а уже другие по ним исследовали. Между прочим, неплохое было место. Там достаточно было хорошей памяти и любви к цифрам.
- А рабочее время?
- Ну, отлично, мы могли приходить и уходить, когда угодно.
- Приятное общество?
- Весьма приятное.
- Так вот я и спрашиваю, - повторил Джон, - чего вы на старости лет влезли в нашу братию? Нет, я не в обиду-я тут тоже уже давно не самый младший-. Да, Тэд, еще два виски, пожалуйста. Только меня оправдывает хотя бы то, что я влип сюда еще до войны. Мог вступить в коллегию еще в сорок первом году, только вот Гитлер решил иначе.
- Ну, дело было так, - сознался Генри. - Я не мог вернуться на свое прежнее место. Это была нефтяная компания, и за время моего отсутствия она слилась с другой. Моя квалификация мне ничем помочь не могла-таких мест слишком мало. Вот я и сказал себе, что займусь правом, чтобы упростить себе жизнь.
- Вы так себе сказали? - Джон от удивления разлил большую часть виски, а оставшееся тут же залпом допил, чтобы не лишиться последнего.
- Ну да, - продолжал Генри. - Право мне нравится, такое спокойное занятие. И думать не надо-все есть в книгах.
- Еще два виски, - заказал Джон бармену. - Двойных.
- Нет, серьезно, - продолжал Генри, - два года я изучал медицину, и поверьте мне, никакого сравнения. Только представьте, каково бы оперировать, имея под руками, скажем, Баттвортовские»Процедуры и прецеденты». Первое-взять в правую руку скальпель номер три, второе-ухватить слепую кишку за толстый конец.
- Чин-чин! - сказал Джон.
- Что если для разнообразия теперь я поставлю вам виски?
- Вы здесь не член.
- Так пойдем туда, где не нужно быть членом.
У Рагацци на Бартон стрит разговор зашел, не без известного сознательного подталкивания со стороны Генри, на фирму «Хорниман, Берли и Крейн».
Джон к тому времени уже достиг той точно ограниченной стадии подпития, в котором любая тема становится предметом развернутых излияний и обобщений, когда мысли в уме выстраиваются сами, разукрашенные цветистыми метафорами и увешанные гирляндами кристальной логики, а возвышенные ораторские обороты не знают предела, даже несмотря на проблемы с шипящими.
- «Хорниман, Берли и Крейн», - рассказывал Джон, - это не одна фирма, а целых четыре. Четверка фирм, такой адвокатский торговый дом с разными отделениями на любой вкус и любой карман. Для рядового, но порядочного обитателя Стритхема или Брикстона неутомимо работают днем и ночью господа Браун и Бакстер. Для финансовых и промышленных магнатов с крутыми лицами и проницательными взглядами всегда открыты двери нашего отделения в Сити, благородные сердца и изощренные мозги господ Барлесса, Брайдуэлла и Барта работают в широком диапазоне, а их ловкие пальцы никогда не простаивают: тут они подписывают договор, там-заверяют вексель, а если ничего не помогает-всегда могут заполнить время между обедом и пятичасовым чаем, быстренько организовав какую-нибудь компанию с ограниченной ответственностью. На Пикадилли золотые любимцы фортуны Осирис Расмуссен и Эммануэль Окшотт прикалывают фиалки на дрожащую грудь орды увядших разведенных дамочек и проводят остаток времени, если он вдруг появляется, на скачках и премьерах, на составление фантастических договоров об аренде квартир на Халф Мун стрит и на покупки в Берлингтон Аркейд.
- Еще два виски, - сказал Генри. - А чем занимаемся мы, в Линкольнс Инн?
- Это мне никогда так и не удалось толком выяснить, - признался Джон, - но знаю, что что все это ужасно благопристойно. Наши главные светила тут Барк и Дебре, и мы последняя фирма в Лондоне, которая составляет обстоятельные брачные договоры и навещает наследниц в день их двадцатиоднолетия, чтобы подписать документ о прекращении опекунства и выпить рюмочку шерри урожая еще до первой мировой войны.
- Я полагал, что аристократия сегодня большей частью на мели.
- Так и есть, - с сожалением признал Джон. - Так и есть. Потому мы и купили три других фирмы. Настоящие деньги-там, в Стритхеме.
В»Серебряной туфельке», где Боуна явно признали членом, Джон воспользовался случаем, чтобы между двумя бокалами шампанского спросить:
- Но вы же не могли думать всерьез, когда такое говорили?
- Что я не думал всерьез?
- Что у адвоката работа легкая.
- Разумеется, я это думал всерьез. Если уж искать тяжелую работу, попробуйте заняться страхованием. Я изучал это дело полтора года в Нью-Йорке.
В маленьком ночном клубе на западном конце Олд Комптон стрит, именовавшемся»Леттр де каше», Джон опрокинул бокал абрикосовой, попытался еще что-то сказать, но вместо этого рухнул на стол и погрузился в глубокий сон.
Когда проснулся, электрические часы над помостом для оркестра показывали четыре часа, музыканты укладывали инструменты и расходились последние гости.
Генри Боун допил последнюю порцию и встал.
- Пора идти, - с сожалением сказал он. - Это был очень удачный вечер.
- Прекрасный, - подтвердил Джон. И тут его в спутнике нечто поразило.
- Вы совсем не устали?
- Нет, - признал Генри.