Варяг. Княжий посол - Павел Мамонтов

Надо же, какие разные ощущения, когда просто гребешь и когда у тебя на хвосте, вернее за кормой, висят два недружелюбных корабля. Но Данила не назвал бы их плохими, скорее будоражащими, адреналин в крови так и бурлил, помогая грести.

Преследователи тоже заметили маневр «Лебедушки» и сразу рыскнули наперерез, ветер им более благоприятствовал, чем купеческой ладье. Расстояние между судами стало медленно сокращаться. Но Путята не зря переплатил за свою ладью втридорога, как раз для таких случаев. Чтобы возить по морям товар легкий, но дорогой: меха, шелк да пряности – и оставлять таких вот волчат с пустым брюхом, пусть зубами щелкают да на слюну исходят.

Уже во второй четверти дня, когда стало ясно, что чужие ладьи не успеют наперерез, Вуефаст сбавил темп – бронзовое било стало реже звенеть. Обережники, не только напарники по веслу, а оба ряда по семь весел, держали единый ритм и едва ли не дышали в такт. Они могли работать и быстрее, но гонка, по-видимому, затягивалась, так что следовало сэкономить силы.

Данила, с шипением выпуская воздух сквозь зубы, потянул весло на себя. Его напарник Будим косо глянул на него, но ничего не сказал и не сделал. Будим, рожденный в Новгороде, при необходимости мог в одиночку обращаться с веслом, но этого еще не хватало, Данила сам справится.

За их спинами ворочали весла Ломята и Жаворонок, самый старый (не считая Вуефаста) и самый молодой члены команды. Ломята имел дефицит зубов и пшеничную шевелюру, Жаворонок пока шрамами не обзавелся, зато умел подражать голосам птиц. И оба в строю ничуть не хуже Молодцова.

После них гребли самые молодые члены ватаги, не по возрасту, а по статусу. Уж и Мал были приняты Воиславом к себе только весной, но уже успели себя показать, и когда «Лебедушка» плыла по землям Киевской Руси, и когда купеческий караван преодолевал пороги Днепра посреди Дикого Поля.

На другом борту работали старшие члены ватаги: Шибрида, Скорохват и остальные. Понятно, каким бортом встанет к врагу «Лебедушка» в случае боя. На все четырнадцать весел обережников не хватало, их заменяли приказчики Путяты, его родичи и компаньоны. Отличные парни, почти со всеми Данила сдружился, они тоже могли стрелу послать куда надо, топором рубануть в обход щита, но все-таки их работой было торговать да перевозить товар до места назначения, а работой обережников было охранять этот товар от любителей поживиться на халяву, татей вроде тех, что висят сейчас на хвосте.

Ближе к полудню преследователи окончательно пристроились точно за кормой. Некоторое время все суда следовали в одном темпе, но «Лебедушка» за счет своей ходкости на каждый удар весел выигрывала малую долю дистанции. Однако на догоняющих кораблях сидели упорные парни.

– Дровин, Айлад! – приказал Воислав. – Луки!

Названные воины по одному (другой в это время греб с той же скоростью, будто не замечая отсутствия напарника) покинули гребную скамью. Из длинных узких чехлов вытащили кривоватые палки, которые волшебным мановением рук превратились в изогнутые, сложносоставные луки с натянутой тетивой. Если Скорохват или Шибрида ничуть не уступали им по качеству своего оружия или мастерству боя на мечах, то подобных луков не было ни у кого в ватаге. Собственно, Айлад и Дровин не были обережниками, они были настоящими княжьими гриднями, которые присоседились к ватаге строго ради главной цели их путешествия.

Преследователи наконец поняли, что добыча от них ускользает, и решили включить форсаж. Бедолаги не знали, с кем имеют дело.

Вуефаст идеально рассчитал время, дал им втянуться в погоню, а потом взвинтил ритм… и «Лебедушка» полетела.

Даниле казалось, что он ногами, пятой точкой чует, как вода под дном ладьи не просто рассекается, а как бы смыкается и толкает корабль дальше, помогая гребцам. «Лебедушка» будто не чувствовала встречного сопротивления, Даниле казалось, что она может разгоняться бесконечно, хотя силы его уже заметно таяли. На догоняющих кораблях увидели, как легко и быстро набрала скорость, казалось бы, легкая добыча, и рванули еще быстрее в погоню, потом прибавили еще чуть-чуть и… бросили попытки преследовать. Очень быстро развернулись и ретировались, как будто стыдясь. Но обережники еще долго продолжали держать средний темп, на всякий случай, а к вечеру на севере показалось устье Дуная.

«Лебедушка» пристала к заболоченным берегам, чтобы лишний раз на глаза никому не попадаться, экипаж отправился спать, выставив дозорных. Завтра планировалось пойти вверх по Дунаю, спокойное плавание кончилось, началась работа.

Даниле дали очередь в первую смену, по традиции. Он занял свой пост на носу, вместе с ним выпало дежурить Дровину, тот устроился на корме, в особой рубке, сделанной по форме ракушки, чтобы защищать кормчего от стрел и копий. Соответственно Дровин смотрел вперед, а Данила назад. Перед этим княжий гридень снарядил свой лук: накинул на него тетиву, приготовил несколько стрел с гранеными бронебойными наконечниками. Наверное, долго такие луки с натянутой тетивой держать нельзя было, потому что Айлад, пока спал, свой оставил запакованным, и ухода они требовали куда более тщательного, чем меч или даже доспехи. Гридни это свое оружие никому подержать не давали, не то что выстрелить. При этом их понять можно, сложносоставной лук оружие строго индивидуальное, передовой образец современной науки и техники, гибкий и упругий, его концы (рога, как их называют) можно выгнуть в обратную сторону и соединить, если силенок, конечно, хватит. В спокойном состоянии лук почти выпрямлялся, а если накинуть на него тетиву, приобретал синусоидную форму. При натяге рога и плечи лука уходили вслед за тетивой, а когда ее отпускали, они разгибались, давая стреле дополнительную убойную силу. Данила сам видел, как стрелы, пущенные из такого лука, с пятидесяти шагов по оперение вонзались в тушу степного тура. Мощные штуки! Стоили и своих денег, и времени ухода за ними. Разумеется, и навык стрельбы из этакого чуда обретался не за год и не за два. Данила нет-нет да и поглядывал на лук в руках Дровина, обернутый шелком, покрытый лаком, с бронзовой вставкой посередине и костяными накладками на концах. И понимал, что если топором или мечом научиться работать более-менее сносно в его силах, то такие луки прошли мимо него навсегда. Айлад и Дровин пользоваться ими умели и воинами ближнего боя были ничуть не хуже, чем Скорохват или Клек, но вот что за люди они и на что способны, во всех смыслах этого слова, Данила за время плавания так и не понял. Они присоединились к ватаге в Олешье, самом южном форпосте Киевской Руси, что стоит в устье Днепра. Присягнули Воиславу на время плавания и распили братину вместе с другими обережниками. Так началось их совместное путешествие. Айлад был варягом, но скорее всего не урожденным, лицо у него было вытянутое, нос крючком. Он был немногословен, чтобы не сказать хмур; если говорил, то по делу, ни разу Молодцов не слышал от него шутки. Дровин был общительнее, но старался держаться в основном со Скорохватом, Путятой и его приказчиками. Однако при этом княжьи гридни четко и беспрекословно выполняли свою работу и приказы Воислава, ни о каких конфликтах с другими охранниками или даже легких «терках» не могло быть и речи, но и влиться полностью в ватагу у Айлада и Дровина не получилось, с другой стороны, им это и не надо было.