Повязанный кровью - Павел Корнев

Толпа сразу же качнулась вперед.

– Разойдись! А ну разойдись, кому сказано! – рыкнул десятник. – Сто плетей вам под хвост!

Грозный тон и тяжелая дубинка сделали свое дело – люди начали возвращаться за свои столы. Остались только непонятно откуда появившийся дьяк, усатый краснолицый десятник и заламывавший руки трактирщик. Стражники тоже далеко отходить не стали и топтались поблизости.

– Ты когда последний раз трактир святой водой окроплял, сучий потрох? – Вытерев с усов пивную пену, десятник ткнул дубинкой в фартук трактирщика и, не обращая внимания на его причитания, повернулся ко мне. – А как это ты его, паря, а?

Я неопределенно пожал плечами.

– Кто такой? – сразу посуровел стражник, с одного взгляда определив во мне чужака.

– Путник.

– Подорожная где? – дыхнул перегаром и запахом чесночной колбасы десятник. – Мечи твои? Собирайся в управу.

И когда только мечи заметить успел? Вздохнув, я очень медленно вытащил нож – сзади послышались быстрые шаги и шорох высвобождаемого из ножен клинка, – распорол камзол и протянул стражнику влажные листы: подорожную и патент на ношение мечей. Не зря сбор заплатил, совсем не зря.

– Так, так… С клинком не длиннее локтя[6], значит, – пожевал губы тот, взял один из мечей и, вытащив веревку с завязанными узелками, приложил ее к мечу. – Не длиннее… Что ж, бумаги в порядке. Не цапнул он тебя, нет? Ну, ты, паря, в рубашке родился. Сходи в церковь, свечку поставь.

– Надо в Инквизицию сообщить. – Слова дьяка напугали трактирщика до полусмерти. – Мало ли где этот раб Божий заразился. И соседние деревни проверить лишним не будет.

– Дак, он и натворить-то ничего не успел, – залепетал вмиг посеревший хозяин.

– А это уж мы решать будем, натворил он чего или нет. – Десятник многозначительно посмотрел на дьяка.

– Вы, уважаемые, конечно, решайте, а мне как быть? – Я выставил на всеобщее обозрение порванный рукав камзола.

– Ты здесь ночевать собрался? Вот хозяин тебе комнату и выделит. Без-воз-мез-дно. – С трудом выговорив сложное слово, десятник хитро прищурился. Все понятно, мне комнату, а мзду, чтобы в Инквизицию не сообщали, они с дьяком на двоих поделят. – Ведь выделишь, Роберто?

– Выделю, конечно, выделю! – часто-часто закивал головой Роберто.

Удовлетворенный его ответом, десятник махнул рукой двум стражникам, которые еще не успели вернуться за стол, и заорал:

– Людвиг, Антонио! Хватайте эту падаль и тащите во двор. Людям еще ужинать здесь.

Я с досадой проводил взглядом тело оборотня, в глазнице которого осталась моя серебряная монета. Но не выковыривать же ее сейчас оттуда у всех на виду? Десятник сразу на нее лапу наложит. Для передачи отцам-инквизиторам, само собой. А с другой стороны, чего мне переживать? Вряд ли трактирщик сдал бы комнату всего лишь за полщита.

Да и вообще, что помешает мне вытащить монету завтра утром?

Маленький костерок горел в круге, сложенном из крупных речных голышей. Языки огня лениво пожирали хворост и лишь иногда, когда попадалась особенно смолистая ветка, вверх взвивались длинные лепестки зеленоватого или ярко-желтого пламени. Да еще изредка раздавался глухой щелчок, и пылающий уголек исчезал в ночном полумраке.

Костер не давал много света и почти не грел, но этого и не требовалось: ночь была теплой, а полная луна в безоблачном небе заливала лесную опушку ярким серебристым сиянием. Служил он совсем для другого: игра огня помогала не задремать. И хоть особой необходимости в ночном дежурстве не было – охранное заклинание охватывало всю поляну, – но немного осторожности никогда не помешает.

Нет, жизнь все-таки странная штука. Еще ведь вчера утром твердо уверен был: этот вечер встречу в Геладжио. Но кто мог предположить, что к обеду я получу удар ножом и вдобавок лишусь лошади? А теперь вместо поиска направляющихся в порт попутчиков в компании профессиональных бродяг и любителей легкой наживы тащусь то ли к руинам оставшегося от эльфов или еще каких нелюдей храма, то ли к заброшенному убежищу еретиков – здесь, на границе Приозерья и Западного побережья, в восстание Серебряных плащей[7]кто только схроны не устраивал.

И чем дальше, тем больше это путешествие казалось мне откровенной авантюрой.

Непонятно, о чем вообще я думал, когда принимал предложение Анджея Дубравы – предводителя этой ватаги. Да нет, конечно, понятно о чем. Чего там особо думать-то? От постоялого двора «Хромой кузнец» до Геладжио два дня пути пешим ходом, а денег осталось – кот наплакал. Да и подходящих попутчиков найти, чует мое сердце, не получилось бы. К тому же все чаще начинала закрадываться пугающая мысль, что на поиски нужного человека в городе понадобится не один день. И – что самое важное – не одна серебряная корона.

Поэтому вчера утром я не особо и колебался, принимая приглашение присоединиться к дружине[8]и пошурудить в весьма перспективных с точки зрения быстрого обогащения развалинах. Тогда Анджей Дубрава произвел на меня самое благоприятное впечатление. Это теперь я немного к нему присмотрелся и понял, что широкоплечий, всегда подтянутый и обаятельный эсквайр может при необходимости запудрить мозги кому угодно. Вот только большинством дел в дружине заправлял его помощник – пожилой здоровяк Марк Брага. А из этого битого волка выжать пару лишних монет будет ох как непросто.

Один из темных силуэтов зашевелился, и из кучи тряпья вылез Янек Змейка – долговязый паренек лет восемнадцати. Нетвердой походкой он направился ко мне и плюхнулся на землю около костра. Я подкинул в огонь еще несколько хворостин. Удачно он проснулся: как раз его очередь дежурить подошла.

– Полнолуние, – ежась, пробормотал Змейка. – Как бы на оборотней не нарваться.

– Не поминай лихо. – Я едва удержался, чтобы не сплюнуть при упоминании этих тварей.