От всего сердца - Вера Колочкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она давно заметила за собой это несчастье, то есть бесконечные разговоры то с Мотей, то с самой собой… Заметила, но сопротивляться не стала. Быстренько нашла оправдание и успокоилась – это же старость… Да плюс одиночество… Хотя соседка по лестничной клетке, добрейшая Нина Степановна, старательно убеждала ее в том, что семьдесят – это вовсе не старость, это еще о-го-го какая жизненная возможность и что иные дамы в семьдесят еще и замуж успевают сбегать… А она смеялась в ответ: «Вот именно, что сбегать, Нина Степановна! Сбегать туда бегом и сразу прыг – и на тот свет…»
Самой-то Нине Степановне уже под восемьдесят. Живет одна, из квартиры не выходит, передвигается с трудом и вздрагивает от каждого звонка в дверь – вот они, черные риелторы, за мной пришли! Хочешь не хочешь, а приходится ей помогать – в магазин за продуктами сходить, уборку сделать, по весне окна помыть… А Нина Степановна с ней, стало быть, комплиментом рассчитывается: «Какие твои годы, милая Лидочка, ты еще любую молодуху за пояс заткнешь…»
Вот никогда не понимала этой то ли поговорки, то ли пословицы – «За пояс заткнешь». Зачем, чтобы доказать свое превосходство, надо затыкать кого-то за пояс? Как это можно себе представить вообще: идет человек, а у него на поясе висит кто-то? Чтобы другие наблюдали и проникались видимым превосходством? Глупость какая-то…
Хотя Паша, покойный муж, всегда говорил, что у нее слишком формальный взгляд на вещи, что воображения не хватает. Наверное, ему виднее было относительно воображения. Потому что хорошему адвокату всего должно хватать, и воображения тоже. А Паша был хорошим адвокатом, одним из лучших в городе… И Никитушка, сынок, был бы хорошим адвокатом со временем, если бы не отошел от этой стези и не подался в частный сыск… Ну как, как она могла отпустить его в это сомнительное дело, как? Почему материнское сердце не дрогнуло, не испугалось? Зачем отпустила сына под шальную бандитскую пулю? Почему судьба так распорядилась, что пришлось после смерти мужа еще и сына единственного хоронить?
О-о-о… Все, началось. Теперь из этих бесконечных «почему» не выберешься. Уже почти пятнадцать лет минуло, как Паши с Никитушкой в живых нет, а боль никак утихнуть не может. Да и не утихнет никогда, наверное. И что такое старость и одиночество по сравнению с этой болью? Да ничего, пустяки сущие. Подумаешь, разговаривать сама с собой начала, что такого! А с Мотей поговорить – так вообще отдельное удовольствие… Он же умный, он все понимает! Только вредничает иногда…
А где у нас Мотя, кстати? Исчез… Задумалась, поводок отпустила, он и воспользовался! Опять под кустом какой-нибудь прошлогодний сухарик разрыл! Ну что ты будешь с ним делать, а? Будто его дома не кормят!
– Мотя! Мотя! Мотя-а-а-а! – закричала на весь скверик так, что сама испугалась своего голоса.
Ах, да вот же он… Мчится к ней по дорожке. И в зубах что-то несет. Подбежал, раскрыл пасть, выронил свою добычу ей под ноги.
– Что? Что это, Мотя, что?
Наклонилась, всмотрелась… Варежка, что ли? Подняла, повертела в руках. Ну да, детская варежка. Потерял кто-то.
– И что мы с ней делать будем, Моть? Какие у тебя предложения? Давай, что ли, на скамью положим, может, тот самый мальчишка-растеряшка завтра пойдет в школу и увидит… Хотя варежка девчоночья, скорее. Красивая, с узорами. Ой, а там что-то есть, Моть… В варежке-то… Смотри-ка, письмо… Еще и нераспечатанное…
Лидия Васильевна подержала конверт в руках, потом прошла несколько шагов, встала под свет фонаря, пытаясь разглядеть адрес. И даже присвистнула тихо:
– А письмо-то из мест не столь отдаленных, Моть… Судя по адресу… Представляешь? И почему-то нераспечатанное… До адресата не добралось, что ли? Странно, странно… Не успели прочесть, а уже потеряли? Так, сейчас посмотрим, кто тут у нас получатель. Ага… Это недалеко, это на соседней улице…
Мотя заскулил тревожно, предчувствуя недоброе. Ему очень хотелось домой, на теплый коврик в прихожей, к сытному ужину, и вовсе не хотелось того, чтобы хозяйка стояла тут и рассуждала, далеко живет адресат или не очень… Да какая разница, кто где живет, если домой надо идти быстрее! Зачем он только эту варежку хозяйке притащил – себе на беду, получается!
– Мотя, надо это письмо по адресу отнести! – вынесла свой суровый вердикт Лидия Васильевна, и Мотя заскулил еще тоскливее. – Да как тебе не стыдно, Мотя! А может, там это письмо потеряли, и огорчаются, и плачут даже? Я ж тебе объясняю, откуда оно… А оттуда, знаешь, особенно писем ждут…
Мотя свесил голову набок, поднял лапу, потряс ею мелко, демонстрируя, что замерз окончательно. И снова заскулил – домой хочу, очень хочу домой…
– Ну ладно, ладно! – сдалась Лидия Васильевна, втискивая письмо в узкий карман шубы. – Сейчас пойдем домой, отогреемся, я тебя покормлю… А потом еще один моцион совершим, отнесем письмо, ладно? Тем более сейчас еще и время такое… Придем, начнем в квартиру звонить, а там взрослые с работы домой не пришли, а мы станем в дверь ломиться… Еще и детей напугаем! Ладно, идем в супермаркет, потом домой! А потом уже письмо отнесем…
Мотя взвизгнул протестующе, завертелся вокруг хозяйки юлой, и она всплеснула руками удивленно:
– Что, и в супермаркет не хочешь? А как же насчет колбаски, Моть? Ну ладно, ладно… Видать, и впрямь замерз… Ладно, идем домой… Но потом обязательно еще раз на улицу выйдем и письмо отнесем, договорились?
Мотя вильнул хвостом и быстро потрусил по дорожке. Лидия Васильевна с трудом догнала его уже на выходе из скверика, едва успев схватить поводок:
– Да куда ты бежишь, торопыга, там же проезжая часть! Хочешь под машину попасть, что ли? Беда с тобой, Мотя… Неугомонный какой…
* * *
– Ну как ты могла, Даш? Зачем ты вообще это письмо из почтового ящика вытащила? Ну ладно, испугалась, что кто-нибудь его заберет, это я понимаю… Как ты умудрилась потерять-то его?
Даша сидела на диване, потупившись, едва слышно хлюпала носом. Юлька смотрела на Варю сердито, потом не выдержала, проговорила резко:
– Ну Варь! Я же просила тебя: не наезжай на Дашку! Ну чего ты, в самом деле! Она ж как лучше хотела!
– Да, мам… Я хотела как лучше, правда… – жалобно сквозь слезы пропищала Даша. – Я испугалась, мам… Я слышала, как тетенька с верхнего этажа жаловалась, будто у нее почту воруют… А наш ящик не запирается, у него даже дверка отломана, и всем видно, что там письмо лежит!
– Да кому наше письмо нужно, Даш? Кто бы его мог взять? Зачем? И мало ли что там тетенька с верхнего этажа говорила!
– Ну, знаешь… – снова вступилась за Дашу Юлька. – Может, оно и незачем, а придурков везде хватает! Пацаны могли похулиганить, например!
– Ну да… А так лучше вышло, что ли? Взяла и потеряла письмо! – с горечью махнула рукой Варя, и сама уже понимая, что перегибает палку, выплескивая свою досаду на дочь. И добавила быстро: – Ладно, не будем больше об этом… Забыли, всё…
– Ну вот, давно бы так… – тихо проворчала Юлька. – И нечего убиваться, подумаешь… Гриша твой еще сто писем тебе напишет…