Принцессы снега - Анна Елагина

Но, что более важно, за ментальными магами следят более пристально, их дар, как правило, проявляется в раннем детстве, и ребенка учат управлять им, как учат ходить или говорить — чтобы потом в будущем избежать больших проблем. И даже очень сильно пьяный менталист вряд ли мог устроить такой взрыв…случайно. Неужели это было спланировано? Но кем? И зачем?

Я напрягла память, сосредоточилась: давай, Джойс, что ты видела в той тьме. Ты ведь тоже на мгновение словно вернулась в родной дворец, увидела белоснежные просторы, почувствовала любимый морозный ветерок на щеках.

Но опять, зачем кому-то понадобились воспоминания посетителей бара? Тут я точно ответа не найду, так что переходим к пункту два.

* * *

Если честно, я очень надеялась увидеть Мерлина в «Звоне ночи», но сегодня за стойкой был Барт.

Барт дин Альт, надо сказать, коренной стоуканец. Как и все мужчины на Стоуке он носит длинные волосы и две серьги в ушах — одну в форме капли, вторую в форме половины луны — местного спутника. Еще у него родинка слева над губой и две родинки под правым глазом — на них я сразу обратила внимание, когда мы только познакомились. Однако ни серьги, ни родинки совсем не делают его женоподобным, выглядит Барт очень мужественно.

Он хороший парень, ответственный. В пятнадцать он бросил школу, чтобы пойти работать, помогать матери, обеспечивать ее и младшую сестру. Но хоть и довольно взрослый, на целых десять лет меня старше, такой простодушный. А еще слишком доверчивый и добрый.

Вот, когда я зашла в бар, с ним вовсю флиртовала Кора — и волосы свои светлые на палец игриво накручивала, и смотрела прям ласково-ласково, и все свои прелести на стойку, можно сказать, выложила. Хитрая, алчная змея. Но Барт своей девушке отвечал влюбленным взглядом и совсем не слушал голос разума.

Коре я и Джил, ясное дело, не нравимся, потому что видим ее насквозь. Никаких романтических чувств я к Барту не испытываю. Он мне скорее как старший брат (одного как будто мало!). И как я и думала, змея, получив от него карточку, виляя тазом, уплыла скорее за новыми безделушками. Так бы и заморозила ее, но Барт расстроится. А сейчас вон как глазки зелеными счастливыми огнями горят. Чтоб тебя.

Но я решила, что недавний взрыв будет все же важнее любовных перипетий, и потому решила расспросить Барта о Мерлине, и не слышно ли каких других новостей. На мозги в другой раз ему покапаю.

— Даже не знаю, что тебе рассказать, Джо, — честно признался Барт, протирая стаканы. — Мерлин только устроился, работаем мы в разных сменах, так что особо не общаемся. Единственное, что знаю, он колдун и рос с отцом. Понравился? — хитро уточнил мой друг.

В ответ я скривилась.

— Да, нет, наверное, — было лучшим и самым правдивым ответом. — И вообще, Барт, меня больше взрыв беспокоит.

— Взрывом специалисты занимаются, — менторским тоном заявил он, тут же нахмурившись. — А ты не лезь. Учись лучше.

Тут за одним из столиков началась драка, и в центр помещения выскочили оживший умертвий и кровопийца. Барт вздохнул, привычным жестом достал из-под стойки ружье, заряженное солью, и пошел их разнимать. Магией Барт не владеет. И убить этих не убьет, но драться в барах раз и навсегда отучит.

А я задумчиво потянула любезно сделанный другом коктейль. «Не лезь» — легко сказать. Барт за моей спиной уже выкинул кровопийцу и умертвия из бара и перешел к другим своим обязанностям — посетителей было немало. Со вздохом я сделала еще несколько глотков и побрела на выход.

Вечерняя прохлада была как всегда приятна, она успокаивала, шептала, что все будет хорошо. Вот только мне не верилось. Вот только в этот вечер мне казалось, что кто-то смотрит на меня, следит, но я его не вижу.

«Хорошо быть дочерью любящих родителей, — вдруг ни с того, ни с сего прокралось ко мне в разум, — а ведь кто-то этого лишен, кому-то приходится бороться за свое место в мире. И борьба то сложная, зачастую неравная».

И тишина.

Что за…?

* * *

Мать отказалась от нее вскоре после рождения. Так и не смогла принять это странное дитя. Тем более, ребенок был незапланированным: женщина поздно поняла, что беременна. Отец тоже скрылся из вида.

Девочку взяла на воспитание бабушка по материнской линии — Мария Владимировна. Удочерила, оформила все документы. Назвала — Еленой. Фамилию дала свою — Певцова.

Бабушка, к счастью, была довольно молода — всего сорок пять — и о внучке заботилась хорошо, обеспечивая ее настолько, насколько это было возможным в условиях перестройки и дефицита. А малышка отвечала ей тем, чем только может ответить ребенок, лаской и безграничной любовью. И всеми силами старалась уберечь бабушку от невзгод и своих печалей. И только, чуть повзрослев, порой стояла у зеркала, когда никто не видит, и тихо спрашивала:

— Почему? — рассматривая странные родимые — даже не пятна — линии, что проходили по всему телу, разве что лица почти не касались, только левой скулы: узор, с которым она родилась, узор, из-за которого ее не принимали. — Почему? — тихо-тихо спрашивала Лена.

Голова закружилась, и я поспешила присесть на ближайшую скамью. К счастью, у бара их было немало. Некоторые клиенты не раз отсыпались тут. Я к таким всегда относилась с презрением, а теперь сама сидела, обхватив голову, смотря вниз, как будто перебрала вина.

— Ты в порядке? — раздался вежливый голос. Медленно подняла взгляд: надо мной возвышался высокий худощавый мужчина, у него было узкое овальное лицо и маленькие темные глазки, на голове шляпа, прикрывающая лысую голову.

Я рассеяно кивнула. Незнакомец мне сразу не понравился, не из-за внешности, но было в нем что-то отталкивающее.

— Может быть, проводить тебя домой? Где ты живешь? — продолжил он.

Я помотала головой, быть грубой не хотелось, но очень хотелось сказать, чтобы он шел по своим делам, да только язык как назло не слушался. Я вновь опустила взгляд, чуть наклонила голову, коснулась рукой, делая «заморозку». Последовавшая легкая прохлада начала отгонять боль.

— Магический дар, — констатировал очевидное незнакомец, присаживаясь рядом. — Быть особенной — это дар. Быть особенной среди особенных — это судьба, — проговорил он таким тоном, как будто предавался воспоминаниям. Да уйдешь ты или нет. Но тут в мои виски проследовал новый сильный и очень болезненный удар.

* * *

«Над родною страной солнышко встает

А российский мужик пьяный уж орёт!

Наплевать на колхоз, тьфу! И на завод!

Девяносто второй выдержать бы год!

Эй, гуляй, мужик, пропивай что есть!

Как ты не пахал мужик, обносился весь!..»*

— Следующая станция — Политехническая, — вмешался голос, как будто не принадлежавший человеку, и Лена с легким вздохом вынула наушники, нажала кнопку: щелчок и кассета в плеере остановилась.