Виктория - Кнут Гамсун

— Уйдемъ лучше отсюда.

— Торопиться некуда, — сказалъ Іоганнесъ, хотя и самъ поблѣднѣлъ, — Онъ придетъ ночью… въ полночь.

Викторія успокоилась и хотѣла сѣсть на прежнее мѣсто. Но Іоганнесу уже трудно было побороть страхъ, который онъ вызвалъ, ему кажется опаснымъ оставаться въ пещерѣ, и онъ говоритъ:

— Если ты хочешь выйти отсюда, тамъ есть камень съ твоимъ именемъ, я покажу его тебѣ.

Они выползаютъ изъ пещеры и отыскиваютъ камень. Викторія счастлива и горда этимъ. Іоганнесъ тронутъ, онъ чуть не плачетъ и говоритъ:

— Когда я уѣду, приходи иногда сюда поглядѣть на него и вспомнить обо мнѣ. Обѣщай мнѣ дружески вспоминать меня.

— Да, — отвѣчаетъ Викторія. — Но вѣдь ты вернешься?

— Богъ знаетъ. Нѣтъ, я, вѣроятно, не вернусь.

Они вышли на тропинку. Іоганнесъ былъ готовъ заплакать.

— Прощай, — говоритъ Викторія.

— Я провожу тебя немного

Это холодное прощанье вызываетъ въ немъ горечь, и гнѣвъ прорывается сквозь его оскорбленное чувство. Онъ вдругъ останавливается и говоритъ съ справедливымъ негодованіемъ:

— Вотъ, что я хочу, сказать, тебѣ, Викторія. Никто не будетъ относиться къ тебѣ такъ хорошо, какъ я. Я хотѣлъ тебѣ это сказать.

— Но Отто тоже очень добръ ко мнѣ,- возразила она.

— Ну, что жъ, бери его!

Нѣсколько шаговъ они прошли молча.

— А мнѣ будетъ очень хорошо. Объ этомъ не безпокойся. Вѣдь ты не знаешь, какую я получу награду.

— Половину королевства. Эта одна награда.

— Хорошо, если бы ты, правда, получилъ это!

— А еще получу принцессу!

Викторія остановилась.

— Это неправда?

— Онъ обѣщалъ мнѣ это.

Молчаніе. Викторія говоритъ тихо, какъ бы про себя:

— А какой она можетъ быть?

— Можешь быть покойна. Она прекраснѣе всѣхъ на свѣтѣ. Это-то ужъ всякій знаетъ.

Викторія совсѣмъ опечалилась.

— А ты хочешь ее получить? — спросила она.

— Да, — отвѣчаетъ онъ. — Это такъ и будетъ. — Но такъ какъ Викторія, дѣйствительно, огорчена, то онъ прибавляетъ:- Но, можетъ-быть, я еще и вернусь. Приду прогуляться немного по землѣ.

— Да, но не приводи ее, пожалуйста, съ собой, прошептала она. — Зачѣмъ ты хочешь вернуться вмѣстѣ съ ней?

— Нѣтъ, я могу прійти одинъ.

— Можешь ты мнѣ это обѣщать?

— Да, обѣщаю тебѣ. Но что, въ сущности, тебѣ до этого! Я никакъ не думалъ, что тебѣ есть до этого дѣло.

— Ты не долженъ такъ говоритъ, слышишь? — возразила Викторія. — Я увѣрена, что она не будетъ любить тебя такъ, какъ я.

Теплая волна радости прилила къ его молодому сердцу. Ему хотѣлось бы упасть ницъ отъ радости и стыда послѣ этихъ словъ. Онъ не рѣшался взглянуть на нее, и глядѣлъ въ сторону. Потомъ поднялъ съ земли вѣтку, очистилъ ее зубами и началъ бить себя по рукѣ. Наконецъ, отъ смущенія засвисталъ.

— Теперь мнѣ пора домой, — сказалъ онъ.

— Ну, прощай, — отвѣтила она и протянула ему руку.

Сынъ мельника уѣхалъ изъ дома. Онъ долго не возвращался, ходилъ въ школу и много учился, выросъ большимъ и сильнымъ, и на верхней губѣ у него появился пушекъ. До города было далеко, дорога туда стоила дорого, и бережливый мельникъ оставлялъ сына въ городѣ много лѣтъ — и лѣто и зиму. Все это время онъ учился.

Теперь онъ сталъ взрослымъ человѣкомъ. Ему было лѣтъ восемнадцать — двадцать.

И вотъ, однажды, весной вернулся онъ на пароходѣ на родину. На замкѣ развѣвался флагъ въ честь пріѣзда сына, который пріѣхалъ съ тѣмъ же пароходомъ на каникулы домой. За нимъ на пристань выѣхала коляска. Іоганнесъ поклонился владѣльцу замка, его женѣ и Викторіи. Какъ выросла Викторія! Она не отвѣтила на его поклонъ. Онъ снялъ шляпу еще разъ и слышалъ, какъ она спросила у брата:

— Дитлефъ, кто это кланяется?

Братъ отвѣчалъ:

— Это Іоганнесъ… Іоганнесъ, сынъ мельника.

Она еще разъ взглянула на него, но онъ не рѣшился поклониться еще разъ. И коляска уѣхала.

Іоганнесъ пошелъ домой.

Боже мой, какой смѣшной и маленькой показалась ему комната! Ему пришлось наклониться, чтобы пройти въ дверь. Родители встрѣтили его и выпили за его пріѣздъ. Его охватило нѣжное чувство, все было такое милое и родное, отецъ и мать, такіе посѣдѣвшіе и добрые. протягивали ему до очереди руки и говорили:- «Добро пожаловать».

Въ тотъ же вечеръ дошелъ онъ навѣстить прежнія мѣста, былъ у мельницы, въ каменоломнѣ и у пруда, съ грустью прислушивался онъ къ пѣнію знкомыхъ птицъ, которыя вили уже на вѣткахъ гнѣзда, и прошелъ къ большому муравейнику въ лѣсу. Муравьевъ уже не было, муравейникъ былъ заброшенъ. Онъ разгребъ его, но въ немъ не было и признака жизни. Блуждая по разнымъ направленіямъ, онъ замѣтилъ, что господскій лѣсъ былъ сильно повырубленъ.

— Узнаешь ты все здѣсь? — спросилъ его, шутя, отецъ. — Узналъ ты своихъ старыхъ знакомыхъ?

— Я ничего не узнаю. Лѣсъ вырубленъ.

— Это лѣсъ господина, — отвѣчалъ отецъ. — Намъ нечего считать его деревьевъ. Каждому могутъ быть нужны деньги, а ему надо много денегъ.

Дни шли и проходили, тихіе, милые дни, чудные часы одиночества, нѣжныхъ воспоминаній дѣтства, и призывали къ небу, къ землѣ, къ воздуху и горамъ. . . . . . . . .

Онъ пошелъ по дорогѣ, ведущей къ замку. Утромъ его укусила оса, и верхняя губа его распухла; если онъ встрѣтитъ кого-нибудь, онъ поклонится и пройдетъ, не останавливаясь. Онъ никого не встрѣтилъ. Въ саду замка онъ увидѣлъ даму; подойдя ближе, онъ почтительно поклонился и прошелъ мимо. Это была хозяйка дома. Когда онъ проходилъ мимо замка, сердце его забилось, какъ и въ прежнія времена. Почтительный страхъ къ большому дому со множествомъ оконъ и къ строгимъ утонченнымъ обитателямъ его еще не искоренился изъ его крови.

Онъ повернулъ по дорогѣ къ пристани.

Тутъ онъ вдругъ увидѣлъ Дитлефа и Викторію. Іоганнесъ былъ непріятно пораженъ этимъ; они могутъ думать, что онъ шелъ за ними. Къ тому же у него была распухшая губа. Въ нерѣшительности, итти ли дальше, онъ замедлилъ шаги. Потомъ онъ пошелъ. Еще издали поклонился онъ и держалъ шляпу въ рукѣ, пока не прошелъ мимо. Они оба молча: отвѣтили на его поклонъ и медленно прошли дальше. Викторія прямо взглянула на него и слегка перемѣнилась въ лицѣ.