Новичкам везет - Эрика Бауэрмайстер

Поначалу Кэролайн считала работу по закупке букинистических книжек ступенькой к куда более привлекательному миру новеньких изданий, лежащих на самом виду – слова только что отпечатаны, идеи свежи, как чистое постельное белье. Но потом быстро сообразила, что ее сердцу куда милее старые книжки с едва уловимыми запахами давних обедов и далеких стран, с украшающими страницы пятнами от чая и шоколада. Никогда не угадаешь, что найдется в книжке, побывавшей в чужих руках. Пока Кэролайн перелистывала страницы в поисках скрытых дефектов, обнаруживался то билет в музей Клода Моне в саду Живерни во Франции, то чек на тринадцать бутылок шампанского, то обычный на первый взгляд список дел: продукты, химчистка, и вдруг «купить револьвер». Между главами безбилетными пассажирами прятались кусочки жизни. Иногда было нелегко решить, какая из историй ей нравится больше.

Когда Джек ее бросил, Кэролайн продолжала привычно стоять за книжным прилавком, перебирая сумки и коробки с книгами. Вот так и ее обменяли на новенькое издание, однажды осознала она. Кэролайн никак не могла решить, что ее как букиниста больше раздражает: ирония происходящего или банальность аналогии.

В тот вечер у Кейт Кэролайн испугалась, что Кейт предложит ей заняться альпинизмом или отправиться на свидание. Но задания, выбранные Кейт, напоминали ее саму, такую спокойную и совершенно непредсказуемую. Она взяла горсть камешков из огромной стеклянной вазы, стоявшей на столе, и раздала их подругам – в качестве напоминания. Кэролайн была первой, кому Кейт протянула через стол круглый гладкий голыш.

– Тебе придется избавиться от книг Джека, – сказала она, а Кэролайн поняла – лучше уж на гору лезть.

– Не знаю, справлюсь ли я, – пожаловалась она Мэрион, беря чашку кофе. И в ответ на гримаску на лице подруги объяснила: – Дело не в том, что это книжки Джека. Они – книги и ни в чем не виноваты, они никому ничего плохого не сделали и заслуживают достойного дома.

– Ты тоже, – отозвалась подруга.

Кэролайн никак не могла представить себе дом без Джека, хотя на самом деле уже девять месяцев жила одна. Джек прикупил хорошенький кооперативчик в центре еще до того, как сказал ей, что уходит. Как он объяснил, подпись под договором о покупке означает, что решение окончательное и бесповоротное. Деньги были его собственные – наследство от отца. Она знала про эти деньги, Джек тогда сказал, что хочет их отложить на летные уроки. Она-то все приняла за чистую монету – а оказалось, что он имел в виду совсем другой полет.

Теперь, без Джека и без Брэда, возвращение домой напоминает поездку по хорошо знакомой, но сильно разбитой дороге. Все движения подчиняются естественному ритму – входишь в дверь; кладешь ключи в миску, купленную на Гавайях, куда они ездили всей семьей; проходишь мимо дивана, который одним приятным вечерком подвернулся им с Джеком – до кровати оказалось слишком далеко; идешь на кухню, где тебе по-прежнему видится, как Брэд спрашивает, что на ужин – ему четыре годика, и головенка еле-еле достает до мойки. Сама того не осознавая, она стала тем, чего от нее ожидал этот дом, эта мебель, эти глубоко въевшиеся привычки семейной жизни. А потом, совершенно неожиданно, образовалась дыра, которую теперь приходится все время обходить – над камином больше нет любимой картины Джека, у Брэда в комнате небывалая чистота. Какого размера окажутся дыры, когда она избавится от книг?

В детстве Кэролайн всегда любила находиться в окружении книг. Летом она пропадала в библиотеке, а зимой забиралась под одеяло, удобно пристроив на коленках выбранную книжку. Став постарше, она принялась заполнять жизненные полки разными ролями – дочери, подруги, подружки, жены, матери. Они стояли там, словно любимые романы, – понадобился, снимаешь с полки и перечитываешь. Приятно было сознавать, что эти роли всегда под рукой – куда ни идешь, что ни делаешь.

А вот Джек совсем другой. Для него в хорошо укомплектованной книжной полке, похоже, нет никакой романтики.

– Мне кажется, – Мэрион глотнула кофе, – что неплохо подумать и о том, как ты хочешь жить.

– Если начнешь объяснять, что из лимонов можно сделать лимонад, придушу.

– Не буду, скажу только, что и ты заслуживаешь немножко жизненного пространства.

Мэрион, старшей из подруг, уже исполнилось пятьдесят пять – перевалочный пункт, хотя ее саму это, по всей видимости, мало беспокоило. Она была из породы людей, которых обычно называют приземленными. Раньше Кэролайн думала, что это что-то из области электротехники, хотя нет, провода, кажется, бывают заземленными. В таких людях ток укрощен, пущен в дело, его мощь рассредоточена и подконтрольна. Но применительно к Мэрион это слово приобретало совсем другой смысл. Мэрион была родом со Среднего Запада, и это географическое наследие не то чтобы пристало к ней, оно скорее проросло сквозь нее. В лице подруги отражались бескрайность кукурузных полей и широта мелководных речек. Ее спокойная вера в себя питалась густой зеленью летнего воздуха, подпитывалась неспешным движением воды под корпусом каноэ. Она с юности обожала возиться в саду, руки ее одинаково легко и естественно касались и огородной грядки, и плеча подруги.

Мэрион и Кэролайн часто посмеивались над тем, какие они разные. Мэрион наслаждалась жарой и возней с землей, и под коротко остриженными ногтями всегда готовых к работе рук часто оставался черный полумесяц грязи, который, казалось, не брало никакое, даже самое тщательное мытье. Кэролайн, напротив, могла в лучшем случае землю в горшке разрыхлить, ее любимые цветы росли на подоконнике. Чем меньше грязи, тем лучше. Джек всегда говорил, что любимый сад Кэролайн – это океан.

Выпив кофе с Мэрион, Кэролайн отправилась в бассейн. Все равно домой торопиться незачем. Эта мысль поразила ее посреди раздевалки, и она застыла перед зеркалом, так и не натянув лямку купальника на плечо. Последнее время все вокруг повторяли, что она отлично выглядит, – честно говоря, сомнительный комплимент, как будто сорок восемь лет – просто чепуха. Женщина, держащая себя в форме, – это всегда прекрасно, говорили ей, словно аплодируя усилию, действию, а не результату. В колледже Кэролайн специализировалась по языку и литературе, и уж причастие от прилагательного отличать не разучилась.

Пройдут еще десятки лет, прежде чем кто-нибудь решится отпустить подобный комплимент новой подружке Джека. Кэролайн видела ее один раз на местном рынке, около прилавка с помидорами, такими кругленькими, ровненькими и глянцевыми. Кэролайн смотрела на молодую женщину, беззаботно смеющуюся над шуткой продавца, и повторяла себе, что сезон помидоров скоро кончится, и останутся только жесткие и безвкусные, словно пластмасса, плоды. Увы, этот легко представимый, но весьма унылый образ был бессилен перед раскинувшимся вокруг нее плодовоовощным изобилием.

Стоя в раздевалке, Кэролайн вспоминала, как часто ее в молодости называли красивой. Это прилагательное всегда чуть-чуть смущало. В то время Кэролайн хотелось считать красоту чем-то отдельным от себя, чем-то вроде шарфа или пальто – можно сдать в гардероб перед началом спектакля. Что еще в ее жизни было украшением, дополнительной побрякушкой и так и не стало неотъемлемой частью жизни? А если бы стало? Может, все тогда повернулось бы по-другому? Как давно они с Джеком перестали ощущать себя женатыми, накрепко соединенными? Остался только брак, договор, партнерство. Должно быть, прилагательные – красивый, женатый – прорастают усиками смысла в самую суть, в самую душу, и поэтому их труднее поменять, чем существительные – пальто, брак, жена.