Дикие пчелы - Иван Басаргин

Выговская пустынь разрасталась, она вобрала в себя все Каргополье, Онежские берега, Архангельск и другие пустошные земли. Делалась государством в государстве. И не было сил у царя Алексея Михайловича, чтобы уничтожить это осиное гнездо, одним махом сжечь в срубах ненавистных раскольников. Ему бы удержаться в Москве, смирить бунтарский дух в ближайших городах.

1682 год. Ликовали скиты и остроги – умер царь Ирод. Наследниками объявлены Петр и его брат Иван. В Москву ушло много раскольников в надежде, что им удастся убедить малолетних наследников, а с ними и Софью Алексеевну, вернуться к старой вере.

Пришел сюда и Амвросий с верными людьми, найдя приют у боярыни Морозовой. И началось. Смиренный Алексеем Никита Пустосвят снова поднимал народ на бунт. Он с друзьями ходил по Москве, на площадях и торжищах смело проповедовал, читая свои тетрадки: «Люди русские, люди православные, постойте за истинную веру, коей нет нынче на всей земле. Нет ее и в Греции, в Италии и других странах, только мы еще содержим истинную веру. Не ходите в церкви, ибо они все осквернены, не принимайте никакой святыни и молитв от священников, не поклоняйтесь новописаным иконам, не почитайте четырехконечного креста, ибо это есть печать антихристова».

Амвросий, как и его друзья, во главе с Никитой Пустосвятом носили старые иконы, старые книги, собирая толпы народа, кричали: «Люди, поднимайтесь за старую веру, ибо настанет конец мира. Только при старой вере мы будем спасены и безгрешными предстанем перед очами божьими…»

Был гвалт и бунт великий. А 5 июля 1682 года предводители раскола, отслужив молебен, взяв с собой крест, Евангелие, икону Страшного суда, икону Богородицы и старые книги, со свечами отправились из-за Яузы-реки в Кремль. За ними шел народ, стрельцы, запрудив все улицы и переулки. Много было пьяных, у каждого камень или кистень за пазухой.

Толпа ввалилась в Кремль, подошла к Архангельскому собору, и перед царскими палатами предводители поставили иконы, положили на них крест, Евангелие и зажгли свечи.

Никита Пустосвят встал на скамейку и начал читать свою тетрадь:

– «Люди русские, люди добрые, аль несть у нас сил, чтобы постоять за старую веру?»

– Есть! – рыкала в ответ толпа, бородатая, косматая, расхристанная.

– «Подымайтесь все как один против Иуды-патриарха и властей духовных! Вырвем с корнем богу противное никонианство, повернем стопы своя к истинной вере русской, что веками жила на Руси! Стребуем с соправительницы Софьи изгнать из соборов всех никонианцев! Мы – русские, а не латыняне! Вырвем!»

– Вырвем! – косорото, в фанатичной истерике орали пьяные рожи.

В Успенском соборе прервано моление. Духовенство заметалось в страхе под гулкими сводами, заметалось перед вздыбленной толпой, которая могла ворваться в эти святыни и погубить всех. Из царских палат тоже раздавался плач. Царевичей поспешили увести в дальние комнаты дворца и спрятать. Ивана тряс озноб, Петр закаменел, сжав губы, давил в себе страх перед этой грязной толпой. Шептал молитвы, просил святого Николу отвести от них смерть.

Патриарх Иоаким почти вытолкал к мятежникам Спасского протоиерея Василия, чтобы он прочитал толпе написанное в ночь и отпечатанное поучение, где призывал народ повиноваться законным пастырям, не слушал бы переметчиков-обольстителей. Писал о Никите Пустосвяте, который вот уже в третий раз изменил своему слову, снова ушел в раскол. Никита Пустосвят бунтует-де народ не ради старой веры, а ради корысти, чтобы занять престол патриарха.

Но Василию и рта не дали раскрыть, его сбил с ног Амвросий и начал топтать, подскочили стрельцы, вырвали из рук тетрадь, поставили духовника на ноги, подвели к раскольным отцам.

– Ты пришел сказать народу мерзкое слово! – загремел Никита. – Аль ты не знаешь, что народ супротив тех слов? Смерть никонианцу!

– Смерть! – взревела толпа, потянулись руки к протоиерею, жилистые, костлявые, могучие. Сейчас разорвут на куски.

Но инок Сергий, тоже из бунтарей, громоподобно закричал, его голос покрыл шум толпы:

– Отпустить, пусть унесет наше слово! Отпустить!

– Смерть анчихристу! Изломать руки, четвертовать! Колесовать! Вырезать язык, как они делают с нами! – ревел Никита.

– Неможно, братия! – густо, как в иерихонскую трубу, кричал Сергий. – Неможно проливать кровь у святых стен собора! Ежели враги наши не посмели убить Аввакума в святом соборе, не должны мы уподобиться худшим, впасть в грех неотмолимый!

– Отпустить! Пусть скажет соправительнице правду!

– Убить! Им та правда ведома!

– Отпустить!

– Смерть!

Стрельцы ослабили руки Василию, он рванулся и, избиваемый толпой, бросился в Успенский собор.

Софья Алексеевна приказала позвать наследников, позвала к себе патриарха, чтобы выйти к народу. Но бояре встали стеной у дверей и начали уговаривать отправительницу:

– Не ходите, убьют всех вас и патриарха!

– Народ в буйстве страшней бешеной собаки!

– Они хотят попить вашей крови!

– Не пустим, хватит одного избиенного Василия.

А Кремль гремел. Орал народ, требовал диспута с никонианцами. Но к народу никто не шел.

Никита приказал взять святыни и шествовать к красному крыльцу, оттуда – в Грановитую палату. Шли с ревом, улюлюканьем, свистом. В Грановитой палате поставили скамейки, положили на них иконы, книги, требовали выйти к народу отправительницу, патриарха и все духовенство, чтобы начать диспут.

Софья с духовенством вышла к народу. И начался диспут, который был похож на обычную брань сварливых баб. Раскольники обзывали никонианцев еретиками, те в ответ кричали им, что они анчихристы. Рев, а порой и драки. Стрельцы, потрясая алебардами, мушкетами, требовали вернуться к старой вере.

Софья Алексеевна хоть и была бледна и испугана, но сумела-таки усмирить обе стороны, пообещав пересмотреть некоторые обряды, хотя бы венчание царей не на пяти просвирах, а на семи. Раскольники вышли из Грановитой палаты с высоко поднятыми двуперстиями, кричали о победе, о возвращении на Руси старой веры.

Петр, который смотрел через верхнее оконце в Грановитой палате, сказал: «Пока венец на главе моей и душа в теле моем пребудет, не допущу невежд церковь воевати!..» Петру было тогда всего десять лет.

В Москве дикий разгул толпы. Трещали лавки, горели дома: раскольники грабили и убивали супротивников…

Но скоро Никита Пустосвят и его сообщники были схвачены и четвертованы. Лобное место было залито кровью, она струйками стекала под ноги уже другой торжествующей толпы.

Амвросий успел скрыться. Рассказывая братии о поражении, приказал еще сильнее укреплять острог.

Скоро до выговцев дошли новые вести. Заговорщики пытались убить Петра I: устроили пожар в Кремле, чтобы выманить юного монарха из покоев. Заговор был раскрыт. Петр уехал в Троице-Сергиеву лавру. Шакловитый под пытками признался, что был начальником стрельцов, задумавших убить Петра. Стрельцам больше подходил тихий Иван, который мог повернуть Русь к старой вере. И снова рубились руки, ноги, головы. Обезображенные трупы остались на Лобном месте перед Кремлем. Головы прикрепили к высоким столбам, вокруг столбов же развешали ноги и руки.